Митрополит иосиф алма атинский. Василий (Кривошеин), архиеп. Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Чернов). Проповедь, произнесённая митрополитом Иосифом в день святителя и чудотворца Николая

2 июня исполняется 120 лет со дня рождения – известного и глубоко почитаемого подвижника, исповедника, поэта и проповедника, которого называли одним из самых одухотворенных архиереев последнего времени. Неизвестное свидетельство о владыке Иосифе приводит в своей статье Ксения Кириллова.

Старец и исповедник веры, митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (Иван Михайлович Чернов) родился ровно 120 лет назад в Белоруссии, в Могилеве-на-Днепре в семье военного 2 июня 1893 года, в день памяти великомученика Иоанна Нового, Сочавского.

Владыка отсидел двадцать лет в советских лагерях, чудом избежал фашистского расстрела. При этом, по словам очевидцев, он никогда не унывал, охотно утешал других и даже юродствовал.

Первый арест таганрогский епископ Иосиф (Чернов) пережил в 1935 году, когда особым совещанием при НКВД СССР его осудили на 5 лет лагерей «за антисоветскую агитацию». Владыка был освобожден в декабре 1940 года и направлен обратно в Таганрог. В этот период владыка Иосиф принимал участие в деятельности нелегальной общины верующих «Белый дом», тайно служил, совершал священнические хиротонии и монашеские постриги. После того, как во время Великой Отечественной войны Таганрог был оккупирован немецкими войсками, с августа 1942 года он возобновил открытое служение в качестве Таганрогского епископа.

С немецкими властями у владыки возникли трудности из-за отказа выйти из подчинения Московскому Патриархату и поминать в службах вместо митрополита Сергия (Страгородского) митрополита Берлинского Серафима. На допросах немецкое командование неоднократно предлагало епископу Иосифу сотрудничество в целях пропаганды, грозя арестом и расстрелом, а также убеждало выдавать евреев, комсомольцев и других. Однажды он был кратковременно арестован. Владыка, однако, отвечал отказом и служить молебны за победу германского воинства он не стал.

Более того, отец Иосиф помог некоторым евреям спастись от фашистов, а также активно помогал партизанам. Сбор средств в помощь советским войскам шёл и в окормляемых владыкой Иосифом областях. Все суммы переправлялись через партизан, с которыми епископ был связан напрямую.

Вскоре после его патриотической речи об императоре Петре I и величии России по случаю торжественного восстановления памятника Петру I в Таганроге 18 июля 1943 года, гестапо арестовало владыку. В гестаповской тюрьме в Умани он находился с 6 ноября 1943 года по 12 января 1944 года, а под Рождество 1944 года его приговорили к расстрелу. Владыку спасло только отступление немецких войск из Умани 11 января 1944 года.

После освобождения Умани частями Красной Армии в июне 1944 года епископ Иосиф вновь был арестован. Он содержался в Москве в Бутырской тюрьме, затем был переведён в Ростов-на-Дону. В феврале 1945 года владыку приговорили к 10 годам лишения свободы. Срок заключения он отбывал в Челябинском лагере особого назначения, а с 1948 года - в посёлке Спасск в Карагандинском лагере. С 1954 владыка находился в ссылке в посёлке Ак-Кудук Чкаловского района Кокчетавской области, и окончательно освобождён из неё был только в 1956 году.

Сейчас о владыке Иосифе вышла целая книга воспоминаний «Свет радости в мире печали. Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф», по мотивам которой был снят одноимённый фильм. Мы же представляем вашему вниманию не вошедшие в книгу воспоминания о митрополите Иосифе одной из его духовных дочерей, родной сестры игуменьи Верхотурского Покровского женского монастыря Софии (Любых) – Марии Ивановны Сащиной(в девичестве – Любых).

Я родилась в православной семье в конце сороковых годов прошлого столетия, и была последним ребенком. Невзирая на богоборческую политику, родители ходили в церковь и меня учили христианским добродетелям, - вспоминает Мария Ивановна. - Во время революции мой дедушка был старостой в церкви, и в 1929 году его выселили в Сибирь, туда, где сейчас находиться город Нижневартовск. Хотя до совершеннолетия родители боялись рассказывать мне о нём, всё детство мое прошло в церкви. Папа работал пономарём в соборе. Я помню, что и мне очень нравилось пение, торжественность богослужения.

В 1956 году была образована Петропавловская епархия, и в Петропавловск, где тогда жила с семьёй маленькая Маша Любых, приехал новый архиерей - епископ Иосиф (Чернов), только освобождённый из ссылки в Кокчетаве.

Он так молитвенно служил и радовался снова славить Господа, что нам, детям, казалось как будто мы на Небе. Его горячие и образные проповеди, свои воспоминания об испытаниях в годы двадцатилетних скитаний по ссылкам и помощи Божией для перенесения тех унижений, которые выпали ему, на всю жизнь остались в сознании, и всегда помогали в сложных жизненных ситуациях, - рассказывает Мария Сащина.

B те годы основными прихожанами храма были женщины, тогда как архиерею были необходимы иподиаконы - мужчины, которые могли бы входить в алтарь.

Я любила стоять слева от кафедры, и вот владыка Иосиф разрешил держать мне слyжебник и жезл, когда он стоял на кафедре. Мне было тогда семь лет, я стояла и замирала от счастья, держа книгу или жезл. Но когда мне исполнилось восемь, Владыко объяснил мне, что больше девочке нельзя участвовать в богослужении, и чтобы было не так мне горько, подарил брошь. Я очень горько плакала, что я не мальчик, - вспоминает Мария Ивановна.

Когда владыку перевели в Алма-Ату, повзрослев, Мария старалась 2-3 раза в год летать к нему.

Общение с ним, его беседы, советы помогли мне справиться в жизни со своими невзгодами и болезнями. Это был человек удивительной доброты. Помню, первый раз я поехала к нему в 67-м году со своим папой. Мне было тогда 18 лет. Печь тогда топили дровами, притом дерево, которое для этого использовали, было очень тяжёлым и твёрдым. Какого же было моё удивление, когда, ранним утром выглянув в окно, я увидела, как владыка носит эти тяжёлые поленья. Он даже не сказал мне, что собирается делать, не попросил помочь. Я когда я вышла во двор, он сказал мне, что сейчас натопит титан, чтобы мы с папой помылись с дороги. Представляете? Архиерей, которому за семьдесят лет, сам таскал дрова, чтобы согреть нам воду! - вспоминает она. - Для меня это стало образцом смирения.

По словам Марии Ивановны, в общении с людьми владыка Иосиф был удивительно простым, добрым, и в то же время удивительно проникновенным. Многие духовные чада вспоминают его ласковые, чуть с хитринкой, глаза.

Владыка очень чувствовал людей. Те, кто с ним однажды пообщался, не могли о нём потом не вспоминать. Однажды у митрополита Иосифа я познакомилась с одним священником, отцом Наумом. Затем, уже после смерти родителей я собралась ехать на Украину, и даже взяла на это благословение. Тогда отец Наум сказал мне: «Сдавай билет и лети в Алма-Ату». Мне показалось странным всё менять, тем более это было не так просто, да и благословение лететь на Украину было уже получено. Словом, я не поехала тогда в Казахстан - а вскоре владыка умер. Отец Наум говорил мне потом: «Знали бы вы, какого человека оставили!». Но откуда я могла знать тогда, что его не станет - ведь я была ещё девчонкой лет 25-ти. Сейчас, наверное, я повела бы себя по-другому, - сокрушается Мария Ивановна.

Или ещё одно воспоминание из «петропавловского» периода жизни владыки. В 50-е годы в первое воскресенье после каникул школьников частенько засаживали за парты - якобы вспоминать забытое за время отдыха. Маленькая Маша стояла на службе на Вербное воскресенье, боясь опоздать в школу, когда владыка Иосиф обратился к ней со словами: «Вот уехала Мария - а кто же будет жезл держать?».

На тот момент мне уже давно было за семь лет, и жезл мне держать запретили. Я не могла понять, о чём он говорит. Уже много лет спустя, когда теперь мне приходится держать жезл, помогая матушке в монастыре, я вспоминаю те его слова. Значит, он знал, что в моей жизни будет ещё один жезл, - рассуждает Мария Сащина.

Мария Ивановна вспоминает один случай прозорливости владыки: когда, после операции на желудок, он позвонил ей со словами: «Ну вот, теперь до конца жизни посты у тебя отменяются».

Для меня это было странно. Я строго соблюдала все посты и думала: ну хорошо, сейчас я болею, а потом выздоровею и снова начну поститься. Кто ж знал, что мне предстоит ещё 15 операций, и в одной из них мне удалят желудок? Но он, видимо, знал…

Уже после смерти митрополита Маша Любых вышла замуж - по её словам, не очень удачно.

Интересно, что я успела сказать владыке, что хочу замуж. Он сказал мне тогда: «Мария, пожалеешь». И, как обычно, он оказался прав.

Отдельные воспоминания Марии Сащиной связаны с воспоминаниями владыки Иосифа о лагерях:

Один раз батюшка рассказывал, как они встречали Пасху в лагере, сидя в одной камере с Чебоксарским владыкой Эммануилом. Каким-то чудом прихожане смогли передать им в заключение хлеб, вино, пасхальное яичко. Вместо престола они положили одного старенького архиерея, чтобы служить литургию на его мощах - ведь все они на тот момент были исповедниками. Разумеется, на тот момент он был жив, но когда служба закончилась, архиерей оказался мёртв. Эту историю владыка рискнул даже рассказать во время проповеди с амвона, хотя в советское время это было небезопасно.

Кстати, в отношении к советской власти, по словам духовных чад, владыка сохранял мудрую осторожность, например, разрешал надевать в школе пионерский галстук, чтобы не злить учителей, но не благословлял носить его дома. Крестик же он снимать не велел.

Он старался давать такие советы, чтобы мы могли не идти на открытый конфликт с властью, но в то же время сохраняли свою душу, - отмечает Мария Ивановна.

Уже через много лет Мария Сащина попала на сеанс к Кашпировскому - разумеется, не из-за увлечения оккультизмом, а по ошибке решив, что он - обычный врач (дело было в 80-е годы). Тогда знаменитый «целитель» неожиданно признался ей: его «лечение» на неё не подействует, потому что он чувствует за ней какого-то сильного покровителя. Пожалуй, в этом со скандально известным экстрасенсом согласна и сама Мария Ивановна - молитвенную помощь владыки Иосифа она чувствует до сих пор.

Митрополит Иосиф был одним из самых одухотворенных архиереев последнего времени. Более 20 лет он провел в лагерях и тюрьмах, при этом сохранил искреннюю доброжелательность ко всем и вся. Про него можно сказать: он к каждому человеку относился как к живому образу Божию, чем приподнимал этого человека на небывалую высоту.

Митрополит Иосиф (Чернов)
(1893 – 1975)

Чтобы пересказать прочитанную мною книгу о митрополите Иосифе «Свет радости в мире печали», нужно несколько дней. Поразителен рассказ владыки о своем детстве, удивительно его отношение к детям на протяжении всей жизни. В Караганде в 60-е годы, уже будучи митрополитом, он каждый день на забор клал кулек с конфетами для девочки-соседки. Трудно встретить в других воспоминаниях такое интересное описание детства, детских переживаний по отношению ко всему церковному, игр в церковную службу, как у митрополита Иосифа.

Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф (в миру - Иван Михайлович Чернов) родился 2 (15) июня 1893 года в Могилеве на Днепре. Крещен в честь Иоанна Нового Сочавского. Отец его был сыном саратовского купца-старообрядца, 17 лет служил в армии в Беларуссии. Жениться он поехал на Волгу, на свою родину. Из воспоминаний не очень понятно, какое звание носил отец. Ясно, что он не был рядовым солдатом, но и не был офицером. Скорее всего, младший унтер-офицер.

Первая его жена, Евдокия Яковлевна (мать Вани), была с Волги. Она умерла, когда Ване было три года. «Я помню, как ее хоронили: я сидел на заборе, а мимо несли гроб и пели: «Святый Боже… Святый крепкий…». У ребенка в три года еще нет страха смерти. Ваня не понимал, что лишился матери, на него произвела впечатление торжественная процессия. Вскоре отец его - уже в возрасте 40 лет - женился на молоденькой белорусской девушке, тоже с именем Евдокия. Вероятно, она была очень молодой и поначалу не могла заменить Ване родную мать. Поэтому воспитывался Ваня, как сын роты. Солдаты его воспитывали, нянчили, учили, и он переходил с рук на руки. В полку его называли Вашутка. Ваню в православие окрестил полковой священник. Поскольку он был из рода старообрядцев, как говорил сам владыка, любовь к церковному обряду была у него в крови. Первое его яркое воспоминание детства - праздник Архистратига Михаила. Это осенний праздник, но в Белоруссии, в Могилеве, в эту пору еще тепло. «И вот я в розовой шелковой рубашке, в бархатных штанишках, шляпа-бриль с розовым бантом, завороженно слежу за тем, что происходит в алтаре». И когда, после Херувимской песни, Царские врата закрылись, и священник задернулкатапетасму (владыка Иосиф так легко и естественно упоминает греческие слова, названия... Чувствуется человек еще дореволюционной закалки. Катапетасма - завеса за Царскими вратами), Ване стало интересно: что там…за ней… И он на четвереньках пополз в алтарь. Отец его подхватил, удержал, а после службы священник сказал: «Ваш сын Вашутка очень рано стремится проникнуть в алтарь». Было ему тогда четыре года. А когда исполнилось восемь лет, его первый раз повезли в Могилев, в Собор Архистратига Михаила. И в конце собора он увидел высокого человека в черной мантии. «Я увидел его и влюбился в монашество навсегда», - вспоминал владыка. С тех пор он хотел быть монахом. Приехали домой, надел материнскую юбку со складками - это мантия, на голову никелированный судок - саккос, белый утиральник - омофор, и начали играть. Вероятно, Ваня Чернов умел организовать игру. Сам с интересом играл и других детей мог заинтересовать. Потому что, когда ему было четырнадцать лет, он «окрестил» в реке всех соседских еврейских детей. И их мамаши жаловались его матери. (А он свою мачеху называл матерью). «Что твой сын наших крестит?!» А ведь время было такое неспокойное, тяжелое, начало ХХ века, еврейские погромы. А у них в Могилеве полно еврейских семей, но все спокойно, дети все вместе играют: и русские, и белорусы, и евреи. И мать отвечает: «Груничка! Фанечка! Пусть играют хоть в солдаты, хоть в попы, абы не бились!» И вот они играли в церковную службу. «Свечи у нас были, мы воровали в церкви огарки. Креста не делали, боялись. (Вероятно понимали, что играть этим нельзя) И вот я конечно же «архиерей, епископ Могилевский», осеняю всех «дикирем» и «трикирем». Осенью очень красивые митры получались из тыкв. И мы воровали у соседки тыквы и делали из них митры». И эта соседка так его сильно ругала, так ругала! «Чтоб тебя мать под куст положила!», - проклинала она мальчика. «Как же у Господа все устроено промыслительно, - вспоминал впоследствии владыка. - Она за эти тыквы приобрела молитвенника за себя и за всю свою семью, я всю жизнь ее поминаю. Вообще я за службой поминаю человек 100. Пока дьякон все прокричит, поминаю, и за Херувимской у меня время есть. Все, кому я должен, проходят передо мной чередой, и я их всех поминаю. Даже если не знаю имени. Вот, когда я из первой ссылки возвращался. Выскочил на какой-то станции что-нибудь поесть купить, а ничего нет, пусто на перроне, все закрыто. Одна женщина увидела меня - голодный лагерник, пожалела и вынесла мне краюху еще теплого хлеба и яблоко. Я и ее поминаю: «имя, Господи, веси». И всех этих еврейских детей, которых в детстве, играя, крестил, я тоже поминаю». Во время войны отец Иосиф взрослых евреев крестил, чтоб немцы не расстреляли. Спасал, таким образом, им жизнь.

Был у них такой случай на Троицу. Родители ушли, вероятно, на службу в церковь. А дети все залезли на чердак служить «свою службу». Кто постарше сам залез, а маленьких подымали в корзине, как апостола Павла. «Я, конечно, архиерей Могилевский… Осеняю народ: «Призри на виноград сей и виждь», - руки с горящими свечами поднимаю. На чердаке висели веники, сушились, еще полностью высохнуть не успели, но крайние листочки высохли. От свечей эти листики вспыхнули, и огонь пробежал по всем веникам, по чердаку. Все испугались. «Пожар!» Я «разодрал ризы своя» и стал детей «эвакуировать». На чердаке все горючее, мог бы весь дом сгореть, но все потухло. Господь их спас». И была у них одна девочка маленькая, которая всегда про них родителям все рассказывала. «Как мы ее не уговаривали, не пугали, чтоб родителям ничего не говорила, она все рассказала моей матери». Мать его так била, так била за это (еще бы, чуть дом не спалили!). Ругала и била веревкой, вымоченной в рассоле. «Чувствую, что дело плохо, решил на высоких чувствах сыграть, повернулся к иконам, руки к ним простираю, а она по рукам, по рукам! Не помогло! Ничего не спасает от веревки, пришлось руки в карманы прятать». А у него был сводный брат Алексей, который, видимо, его любил, как это обычно, младший брат любит старшего, везде за ним ходил. (Впоследствии стал советским прокурором и во время войны был расстрелян фашистами.) «И вот он стал рядом со мной и матери говорит: «Раз ты его за Бога бьешь, бей и меня, я тоже верю в Бога!» И снял штаны и к матери задом повернулся. Ну и ему тоже досталось». Еще бы, мать уже разошлась, не знала, как их вразумить. Она очень испугалась того, что могло бы случиться, - дом бы сгорел от детских игр. «А я от матери спрятался в русскую печку, в устье, встал там «мостиком», чтоб она меня не могла кочергой достать и вытащить оттуда. Уж как она ругалась, ругалась, пока отца дома не было. А когда отец пришел, мы ему ничего не сказали. Мать молчит, и я молчу».

В 14 лет Ваню отправили в Могилев к бездетному родственнику, который служил садовником у директоры гимназии Свирелина И.И. Ваня часто приходил в сад и познакомился там с хозяйским сыном - Володей Свирелиным. «Мы с ним играли в священников». Владыка очень интересно рассказывает - он рассказывает и вспоминает параллельно, что случилось с человеком в будущем. (Этот Володя впоследствии стал морским офицером и погиб - утонул вместе со всем экипажем на погибшем корабле. «И его я поминаю, и отца его, и мать его за их отношение ко мне»). «Володя полюбил меня, несмотря на то, что мы были из разных слоев общества, его родители относились ко мне очень хорошо, приглашали на елку. И подарки мне, и костюм, и хлопушку». Отец Володи, видя интерес мальчиков к церковной жизни, попросил соборного протоиерея, чтобы Володя с Ваней прислуживали в алтаре. А ведь в то время священнослужителей было достаточно. Священник только священнодействовал, а все ектении возглашал дьякон, свечу выносил свещеносец, часы читал пономарь. Чтец, пономарь, иподьякон - на каждое действие был отдельный человек. Даже благочестивый мальчик не мог легко попасть в помощники к батюшке, просто по своему желанию. Это им было как награда. «Но благодаря директору гимназии нам сшили стихарики, и мы выходили перед священником со свечами. Это было очень красиво - два мальчика в стихариках несут свечи». Но поскольку они все-таки мальчишки, в храме со свечами чинно выходили, а в саду, на улице бегали босиком. «И вот какой-то осенний праздник, мы выходим со свечами, а я босиком. Служит протоиерей о. Стефан. Ну, во-первых, много обуви не было, дети все лето ходили босиком, сапоги были одни, да тут и забегались, я забыл обуться. А ноги в цыпках, царапинах. Совершенно неприглядный вид. И священник, когда это увидел, чуть не подавился. Еле дождался, когда Царские врата закроют: «Вытряхнуть Ваньку из стихаря, из алтаря». Меня за шиворот вытряхнули из стихаря». На этом его служение закончилось. Интересно, что много лет спустя, уже архиереем владыка приезжал в Могилев и встречался с о. Стефаном, и тот вспомнил этот случай: «Как же я архиерея из стихаря вытряхнул!» - и очень обтекаемо в приветственном слове сказал: «Позвольте Вам напомнить некоторые моменты Вашего детства».

А в монастырь Ване все-таки очень хотелось, но его отправили к бездетным родственникам матери. Те держали винный завод и гробовую лавку. Ваня даже спал в гробу. «Мальчик то, мальчик се… Молится, в церковь ходит, значит, ему можно доверять». И ему доверяли и ключи, и деньги, и присматривать за рабочими, и разливать вино. Сначала ему даже нравилось. Но ведь хочется в монастырь! Надоело ему вино разливать. Наступил 1910 год. А в этом году переносили мощи Ефросиньи Полоцкой из Москвы в Полоцк крестным ходом. И святая Ефросинья ему приснилась и сказала: «Иди в монастырь!» После этого он уже больше не мог разливать вино. Он попросил рекомендацию у директора гимназии Свирелина. И он написал: «Ваня Чернов - родственник моего сотрудника» «Вот какие люди были, деликатно, так написал». А ведь садовник - слуга, а не сотрудник. И вот с младшим братом Алексеем (тот, которого фашисты расстреляли) пошли в Белыничский монастырь. Это ближайший монастырь (40 км пешком). Идем и вдруг слышим, кто-то едет на тарантасе. Испугались! Вдруг разбойники! Спрятались в кустах». Оказалось, что едет настоятель монастыря.

А там, в монастыре, была чудотворная икона Божией Матери «Белыничская». У иконы очень запутанная история: монастырь за время своего существования переходил несколько раз к католикам и обратно. «Католики эту икону «прославили» - короной ее украсили, это у них называется «прославить». А во времена Екатерины в этой местности было очень много католических монастырей, а православных - мало, и царица приказала отдать монастырь православным. С тех пор Белыничский монастырь и чудотворная икона за православными. «Так вот, каждый год был крестный ход с этой иконой по Могилеву. Девочки в красивых белых платьях перед иконой бросали цветы. А мы, мальчишки, набирали корзины ландышей и ставили их в определенных местах, по ходу процессии, чтобы было что бросать. И вот, несут икону, а цветы кончились! Что делать, где цветов взять?! В городском саду побоялся нарвать – поймают, высекут. И побежал на гору за город. Нарвал всякого бурьяна: одуванчиков, лютиков, травы всякой». Позже, когда его первый раз в тюрьму забирали (ему было 30 лет, он уже был игумен, прихожане его уже очень любили), вели окруженного конвоем, а люди осыпали его белыми астрами. «И вот я тогда подумал: «Вот за тот бурьян с горы как тебя Царица Небесная прославляет!»

И вот, догоняет их тарантас, они в кустах прячутся, а там, в тарантасе, сидит настоятель монастыря архимандрит Арсений (Смоленц), а с ним рядом какой-то молоденький семинарист в подряснике. «Как я тогда этому семинаристу завидовал! Такой молодой, а уже в подряснике и с архиереем в одной тележке». Владыка Арсений нас спрашивает: «Куда идете, мальчики?». Я отвечаю: «В «намастырь!» (до определенного времени владыко был не очень грамотный мальчик). И достаю из-за пазухи рекомендательное письмо. Оно от пота все промокло, чернила потекли, но разобрать, что там про меня написано, было можно. Владыко Арсений прочитал и говорит: «Ну, посадить вас в тележку – места нет. Давайте узелки и сапоги, чтобы легче идти. Придете в монастырь, скажите сторожу, чтобы отвел вас к Домне Ивановне, чтобы она накормила». И вот мы пришли, нашли Домну Ивановну: «нас благословили накормить». Сначала, однако, надо братию накормить, а нам велела воды наносить». Домна Ивановна была матерью эконома, старушка доживала свой век в монастыре и по мере сил работала. «И вот мы поработали, потом поели, потом перемыли котлы, и уложила она нас спать под лавку на сено. И с этого момента на меня посыпалось «настоящее земное счастье». Когда шли в монастырь, Ваня молился Богородице: «Помоги мне в монастырь поступить! Я буду всех слухаться, молиться и работать». Было ему тогда 17 лет, а младшему брату лет на пять меньше. И Алеша боялся новой, неизвестной жизни и уже жалел, что ушел из дома. На следующий день, когда они встретились с владыкой Арсением, тот сразу все понял и велел Ване младшего брата домой отвести, самому благословение у родителей взять и возвращаться. «И я за один день 40 километров туда и обратно, как на крыльях, отмахал». Родители его благословили. Мачеха, конечно, плакала и говорила: «Я всегда знала, что его «хисть» (т.е. кисть) клонится к Божьей матери».

А Ваня - мальчик был очень расторопный, сообразительный, способный. «Мальчик - то, мальчик - се, мальчик - что хотите», - как говорил о себе митрополит Иосиф. Владыка Арсений это заметил, сначала поставил Ваню на кухню, потом помощником келейника, а вскорости сделал его своим келейником. Пошили Ване подрясничек. Через год владыка Арсений взял его с собой в Тверь, в Отрочь монастырь. И Тверской правящий архиерей (очень строгий был, они с владыкой Арсением сидели за столом, а Ваня им прислуживал) на просьбу владыки Арсения посвятить Ваню в иподьякона - согласился. «Видно, за меня опять Матерь Божья заступилась». Архиерей решил «довериться Ване» и на следующий день его постригли за литургией. Тверской архиерей написал ему грамоту - удостоверяющий документ о постриге.

Митрополит Иосиф вспоминал, что эта была очень дорогая ему грамота, он ее в рамочке на стене хранил. После у него были другие ставленнические грамоты (его же посвящали и во иеромонаха, и в митрополита), но эта - самая дорогая. Он говорил: «Архиерей! Что архиерей? Академию окончил - и архиерей! А ты попробуй орарь в 17 лет получить». Эта грамота пропала во время его арестов.

Интересно, что. когда этот архиерей, который его сделал иподьяконом, умер, его никак не могли облачить для погребения (когда архиереев хоронят, они должны сидеть в своем святительском кресле). Вот уже приехала похоронная процессия, а два иеромонаха никак не могут его облачить, архиерей был грузный человек, облачения никак не ложилось на теле, как должно. И «я его приподнял сзади, и все легло, как должно, только я почувствовал боль какую-то, но потом все прошло, и эта боль только иногда возвращалась, когда напрягался или долго ходил». И в лагерях на медкомиссии врач-еврей спросил, откуда у него грыжа, и, услышав ответ, сказал: «Вот какой благородный был архиерей, наградил вас болезнью, что вас теперь только на легкие работы». В результате батюшка всегда был на легких работах - на кухне, потому что очень хорошо готовил, или в прачечной стирал, что делал тоже очень хорошо.

После Твери владыка Арсений был направлен в Таганрог. Там владыка Арсений серьезно занялся образованием своего келейника, нанимал для Вани лучших учителей юга России. Ваня учился и впитывал все, как губка. Митрополит Иосиф знал несколько языков, помнил все Священное Писание наизусть. Когда владыка Арсений все тайные архиерейские молитвы в алтаре читал вслух, Ваня ему книгу держал, слушал и запоминал. Память у него была феноменальная. Он запоминал целыми кусками. Про него вспоминают, что он всю жизнь читал сразу три книги: художественную классику, техническую литературу, что-то религиозное. Владыка Арсений в свое время дал ему прочитать Карла Маркса: «Прочитай, тебе придется жить при этом строе». Позже митрополит Иосиф удивил следователя, дословно цитируя Карла Маркса. Но сам про себя он всегда говорил: «Я не книжный архиерей». И когда выбирали патриарха Пимена, Иосиф был одним из кандидатов, ему предлагали быть патриархом, то он отказался.

В 19 лет его призвали в армию. Но он выглядел очень молодо. По возрасту подходил, а по конституции не очень. Его назначили «белым» унтер-офицером, что-то вроде писаря. Потом и вовсе отпустили, чтоб призвать, «когда подрастет». Он вернулся в монастырь. Но пока служил в армии, кто-то его перед владыкой Арсением оговорил, и тот его не принимал обратно: иди, мол, куда хочешь. Пошел Ваня, голову повесил, по лестнице спустился и видит какую-ту клетушку. Его осенило: «Уйду в затвор!» - зашел и затворился там. Целый месяц просидел «в затворе». Монахи, его ровесники, которые его любили, приносили воду и еду. И вот он сидит «в затворе», а слух про «затворника» по городу идет, и дошел до губернаторского дома. А губернатор с супругой часто бывали у владыки Арсения, и Ваню как келейника помнили. Супруга губернатора спрашивает, почему Ваня «в задворе»», - она была полячкой и так выговаривала это слово. Тот сообразил, как надо отвечать властям: «Да нет, Ваня не в затворе, он у меня…помощник эконома». Так Ваня стал архиерейским экономом. И будучи архиерейским экономом, он спас владыку Арсения от смерти. Буквально. Это было в 1917 году, революционные годы, смута. В Таганроге произошло побоище между рабочими и юнкерами. Погибло 95 рабочих и 105 юнкеров. Рабочих жены разобрали, а юнкеров побросали, «как дрова». А владыка Арсений - он же архиерей для всех. Он юнкеров отпел, по-человечески с ними поступил - всех одели, крестики, белье, в гробы положили, похоронили. Жены рабочих очень были на Арсения злы, за то, что он юнкеров отпел. И ему пришлось прятаться. Где-то в монастыре, в подвале, за мешками с сеном. Архиерей ждал смерти и даже призвал священника для последней исповеди. Священник не удержался и рассказал жене, что исповедовал архиерея. Жена тоже не могла хранить в себе такую информацию и, по секрету, к обеду весь город знал, что архиерей за мешками прячется. Надо перепрятываться, а куда?! Тут Ваня говорит: «Я пойду вас выручать». И пошел в порт, к революционным матросам. Пришел, а у них там «революционное застолье»: накурено, хоть топор вешай, на столе самогон, сало, колбаса... Ваня в подряснике возник перед ними, и те от неожиданности говорят: «Это что за черт?», а он отвечает: «Я - не черт, я – Ваня, архиерейский эконом». Матросы засмеялись и сразу к нему расположились, напряжение спало. Ну, во-первых: парень не побоялся к ним прийти, во-вторых: так себя вел, балагурил, говорил уверенно, сел с ними за стол, «не зазнавался», наверное, пришлось вместе с ними поесть и выпить. Он говорить умел, и все им смог объяснить, что архиерей - он же архиерей для всех. А почему рабочих не отпел, так жены рабочих его не приглашали, не мог же он без приглашения, а у юнкеров никого нет. Чтобы проверить, правду говорит архиерейский эконом или нет, матросы привели соборного протоиерея - у того зуб на зуб не попадает от страха, но говорит он то же самое, что и Ваня: «Жены рабочих не приглашали отпевать». И тогда матросы решили, что на следующий день владыка Арсений отпоет всех на городской площади.

Вернувшись, Ваня рассказал владыке, что все улажено. А владыка Арсений уже к смерти приготовился, а тут чудесное избавление! Он подарил Ване белую митру с драгоценными камнями - подарок самого царя Николая Второго. Сказал, что «та голова, которая спасла мою голову, достойна носить эту митру». И действительно, эта митра сохранилась у митрополита Иосифа до конца его дней и его в ней хоронили.

В Таганроге жила какая-то монахиня-старица, которая предсказала Ивану архиерейство. «Как-то иду я с мешком по городу - достал что-то для архиерейского дома, а мимо проезжала эта старица в окружении молоденьких монашек, они на пролетке, как птички в лукошке, и говорит: «Смотрите - вот идет архиерей». А те зачирикали: «Что вы, матушка! Какой же это архиерей, это Ваня - эконом из архиерейского дома!» А старица им в ответ: «Молчите, дуры, это архиерей!». Еще она ему предсказала, что он умрет не своей смертью. Но тогда ему было 20 лет, до этого было еще далеко, и Ваня не очень проникся. Еще она ему предсказала, что ему будут предлагать стать патриархом, но чтоб он не соглашался.

А после того как Ваня спас жизнь владыке, Арсений его очень быстро сделал иеромонахом. Постриг его с именем Иосиф, в честь Иосифа Прекрасного, чтоб он всех кормил, как святой Иосиф. И всю последующую жизнь так и было. Владыка про себя говорил: «Я был нежадный. Мне денег было не жалко, и они у меня всегда были». Ну, это было уже потом, когда он стал митрополитом Алма-Атинским и Карагандинским. Сколько ему до этого пришлось претерпеть в нищете, голоде, холоде. И все равно он оправдывал свое имя. В лагере он пек хлеб. и у него получалось сэкономить немного муки. А он знал, что у одной женщины - вольнонаемной - трое детей и муж погиб на фронте. Эту муку он ей отдавал. Женщина по-человечески оценила этот поступок и стала на него смотреть, как на мужчину. «И пришлось мне, как Иосифу Прекрасному, бежать от нее с такого хорошего места!»

Когда немцы захватили город, владыка был там правящий архиерей. Это уже после первой ссылки было. А у немцев был свой взгляд на РПЦ, как она должна освящать войну, оккупацию и все, что касалось нового режима. Владыку Иосифа регулярно вызывали в комендатуру, уговаривали, угрожали, но так ничего и не добились. И даже в воспоминаниях какого-то нашего известного советского писателя упоминается «Таганрогский развеселый архиерей», который при немцах вел себя «очень достойно». Отступая из города, немцы всех расстреливали. И владыку Иосифа тоже забрали. Он вспоминает, как по ночам, когда людей уводили на расстрел, он слышал, как их вызывали, потом звуки выстрелов. Он читал по ним отходные молитвы. И все ждал, что его тоже вызовут и расстреляют. Но таганрогские верующие его спасли, собрали деньги и подкупили охрану. Владыку Иосифа заперли в какой-то комнате, заставленной мебелью. Была зима, окон не было, а на нем одна ряса. Холод был ужасный. Владыка вспоминает, что раньше к Севастийским мученикам относился недоверчиво, настороженно, что ли: как это можно в ледяном холоде всю ночь простоять? Не то, чтобы не верил, но как-то не мог этого прочувствовать. Когда он в этом ужасе ледяном оказался, он взмолился мученикам Севастийский о помощи. Они ему помогли. Он три дня просидел без еды и без воды в ужасном холоде. Очень хотелось пить. В коридоре капала вода. Был момент, когда чудесным образом дверь открылась, он вышел, напился, вернулся, и дверь опять закрылась на замок. Когда советские войска пришли, его опять посадили. Не могли понять, почему всех расстреляли, а его нет. Заподозрили в сотрудничестве с оккупантами.

Уже во времена Хрущева его сослали после лагерей в Караганду. Запретили служить. Он был старый, больной человек, без средств к существованию и не имеющий места, где главу преклонить. Его боялись принять к себе в дом русские люди. В результате приютил казах-вдовец, у которого умерла жена и осталось четверо маленьких детей. Его поселили в землянке, отгородили угол занавеской. И митрополит Иосиф был детям за няньку. Дети его называли ата - дедушка. Он нянчился, кормил их, пел колыбельные песни. И всем помог выйти в люди. Старший, Сапаргали, благодаря ему выучился на врача. Став митрополитом, батюшка всегда деньги высылал, пока тот учился. Митрополит Иосиф наставлял: учись, в плохие компании не ввязывайся, тебе надо выучиться, ведь нет у тебя ни отца, ни матери. Он всем помогал, кто был рядом. Вокруг него жили неверующие люди. Но митрополит ко всем относился очень хорошо. Соседская девочка каждое утро на заборе находила кулек конфет. Батюшка ее жалел, она была сирота. Одному казахскому парню он дал денег на мотоцикл, тот все никак не мог накопить, в конце концов митрополит ему большую часть денег добавил. Деньги у него были: прихожане приносили, и он одной рукой брал, а другой тут же раздавал. Вел очень простую жизнь. У него (у митрополита!) из помощников были только шофер и женщина, помогающая по хозяйству. Он все делал сам. Сам открывал калитку приходящим, его даже иногда за дворника архиерейского принимали. Он, наверное, немного юродствовал. «Самый бедный у нас митрополит, какой-то ненормальный» - так говорили о нем в совете по делам религий. Когда к нему приезжали семинаристы на лето, он за ними ухаживал, кормил, заботился, они жили, как у любимого дедушки. Это потом до них дошло, что они у митрополита, как у дедушки, на каникулах жили. Его келейник вспоминал: «Я думал, что келейник у митрополита - это тот, за кем митрополит ухаживает. Он меня будил, готовил завтрак, на работу провожал, вечером встречал, опять кормил, чуть ли не спать укладывал».

Когда его назначили на Алма-Атинскую кафедру, это было хрущевское время. Государство не только в открытую вмешивалось в жизнь церкви, но и закулисные интриги плелись. Провокации всякие, чтобы стравить верующих между собой, чтобы не ходили в храм, - тогда храм можно закрыть, раз люди не ходят. Когда он приехал, в Алма-Ате была как раз такая смута организована. Одни хотели одного митрополита, другие - другого, и не пускали митрополита Иосифа в кафедральный собор. Митрополит Иосиф все очень мирно разрешил: «Ну не пускают нас в соборный храм, будем служить в другой церкви, будет у нас другой храм кафедральный», - и верующие одумались, ведь баламутов немного. Возмущающие не одумались и пришли добиваться своего. Ведь раньше церковный совет мог командовать батюшкой: «Мы тебе зарплату платим, так что кадилом маши, а проповедовать не смей. А если не понравится, мы тебя заменим». И вот, когда баламуты к нему пришли, он в это время рыбу чистил и вышел к ним с окровавленными руками и с ножом в руке. Что-то сказал из Священного Писания, потряс окровавленными руками с ножом - они испугались и больше не вернулись.

После полета человека в космос было велено сказать в проповеди, что Гагарин летал в космос и никакого Бога там не видел. Митрополит Иосиф так и сказал: «Гагарин летал, Бога не видал, а Бог его видел - и благословил!»

Он управлял своей епархией на редкость мирно, не пользуясь для решения проблем своей митрополичьей властью. Однажды в епархии была какая-то распря между двумя священниками, и мирным путем никак нельзя было решить вопрос, а если оставить дело так, то склоки будут продолжаться. Но митрополит Иосиф волевого решения не принимал. Не отстранял виноватого священника, полагался на волю Божию. Он начал молиться святому, имя которого носил виноватый священник. В результате этот священник приехал с претензией к Иосифу: «Раз не делаете по-моему, тогда вот мое заявление об уходе». И Иосиф его сразу подписал. Тот не ожидал, может, думал, что его будут уговаривать, и будет все, как он хочет. Но, таким образом, дело разрешилось само собой. Виноватый сам ушел, не пришлось его прогонять.

Умер митрополит Иосиф от перитонита осенью 1975 года. На Успение Пресвятой Богородицы он служил, потом поел рыбки, и косточка проткнула кишечник. Как и предсказала монахиня в Таганроге - умер от ножа. У него была келейница - пожилая женщина-врач, которая следила за его здоровьем. Она, когда митрополит заболел, настояла на госпитализации, хотя владыка не хотел, видно, боялся ножа. Его три раза резали, пока нашли причину. Сначала- аппендицит - не там, потом печень - опять не там, потом кишечник - рыбья косточка проткнула кишечник, и случился перитонит.

Владыка оставил по себе светлую память. Его провожали белыми розами. Всю жизнь - за тот бурьян с горы для Пресвятой Богородицы - она ему посылала белые цветы. Ему всегда несли цветы, и в саду около его дома в Алма-Ате росло много цветов.

После его смерти сразу же произошел чудесный случай. На могиле митрополита Иосифа сперва поставили деревянный крест. А нужно бы для митрополита мраморный. Но в советское время очень трудно было достать мрамор. Мраморный крест на могилу митрополита Иосифа поставил человек, рассказавший, что его сын выпал из окна и чудесным образом остался жив. Он связывал это с заступничеством митрополита Иосифа.

Еще интересный случай. В начале 70-х в Казахстане случилось стихийное бедствие: селевые потоки в горах угрожали городу. Реально готовились к самому худшему. Была опасность затопления города грязевыми потоками. Председатель совета по делам религий попросил митрополита договориться там, указав пальцем наверх. Когда уже не к кому бежать, даже закоренелые атеисты обращаются к Богу. Митрополит сказал: «Пока я здесь, с городом ничего не случится. Надо молиться». И действительно, чудесным образом селевые потоки до города не дошли, все рассосалось.

***

Несколько лет назад, когда у нас на приходе появилась эта книга о митрополите Иосифе, отцу Владимиру кто-то привез яблок из Алма-Аты. Он всех угощал и говорил: «Это вам от митрополита Иосифа. Знаете такого?». И многие знали.

Блаженный старец и исповедник веры, митрополит Алма-атинский и Казахстанский Иосиф (Иван Михайлович Чернов) родился в Белоруссии, в г. Могилёве-на-Днепре в семье военного 2 (15) июня 1893 года, в день памяти великомученика Иоанна Нового Сочаевского, в честь которого и был назван во святом крещении Иоанном. В 1910 году поступает в Белынический монастырь. С 1912 по 1917 годы Иван Чернов нёс послушание в Тверском Успенском Отрочь монастыре, где посвящён в иподиаконы в 19 лет. В тревожные революционные годы был пострижен в мантию с именем Иосиф, а в 1920 году рукоположен в иеромонаха.

Митрополит Иосиф (Чернов) В Таганроге, где отец Иосиф служил в Никольском соборе, приходилось вести борьбу против обновленцев, которые захватывали городские храмы. По навету живоцерковников это и стало причиной ареста в 1925 году. Игумен Иосиф был осуждён на два года лишения свободы. Свой первый срок он отбывал в Коль-Ёле, в Коми области. По освобождении из лагеря в 1927 году игумен Иосиф на Благовещение был возведён в сан архимандрита, и продолжил службу в Таганроге в течение пяти лет. В 1932 году совершилась епископская хиротония архимандрита Иосифа.

В это время обновленцы продолжали свою раскольническую деятельность в захваченных ими храмах. 3 февраля 1933 года епископ Иосиф был назначен временно управляющим Донской и Новочеркасской епархией. Он был тогда единственным православным епископом в Ростовской области, удерживающим свою паству от живоцерковного соблазна. В конце Рождественского поста 1935 года Владыку Иосифа арестовали, и осудили на пять лет концлагерей «за антисоветскую агитацию». Для отбытия срока наказания Владыка был направлен в Ухто-Ижемские лагеря Коми АССР.

В годы фашистско-немецкой оккупации епископ Иосиф возглавил религиозную жизнь в Таганроге. Немецкое командование неоднократно предлагало Владыке Иосифу сотрудничество в целях фашистской пропаганды, грозя арестом и расстрелом. Епископ Иосиф отвечал отказом, за что был посажен в гестаповскую тюрьму.

После освобождения, в мае 1944 года Владыка поехал в Москву на встречу с Патриархом Сергием, по дороге был арестован и доставлен в тюрьму НКВД СССР. В феврале 1946 года Военный трибунал войск НКВД Северо-Кавказского округа в закрытом судебном заседании в составе трёх человек без участия обвинения и защиты осудил епископа Иосифа на 10 лет с поражением в правах сроком на 5 лет с конфискацией имущества. Как особо опасный государственный преступник и организатор направлен в Челябинский лагерь особого назначения, а в 1948 году переведён в Карлаг.

С 1948 по 1954 год владыка Иосиф находился в Карагандинском лагере МВД, в Песчаном отделении лагеря и в отделении Актас. Там он работал, на строительстве кирпичного завода и некоторое время был санитаром в санчасти отделения. 4 июня 1954 года исполнилось 10 лет с момента ареста владыки Иосифа. В этот день он был освобождён из Карлага и этапирован в ссылку на поселение в Кокчетавскую область, Алабатинский совхоз, посёлок Ак-Кудук Чкаловского района. Владыке Иосифу было уже за шестьдесят, но его всё ещё вынуждали физически работать: в совхозе Алабатинском возил на быках воду для освоителей целины.

Только в марте 1956 года владыка Иосиф был освобожден от дальнейшего нахождения в ссылке и назначен настоятелем Михайловского Архангельского храма г. Кокчетава. Через месяц владыка Иосиф был переведён в г. Петропавловск и назначен почётным настоятелем собора святых апостолов Петра и Павла.

Владыка Иосиф приехал в Петропавловск накануне праздника Петра и Павла. И первая его служба была в день престольного праздника Петропавловского собора. На Литургии он говорил проповедь на Евангельскую тему о Первоверховных апостолах и сам при этом плакал. Первое время он служил в Петропавловске как простой священник, иерейским чином или, приходя в храм, молился в алтаре. И служить ему было разрешено первое время только под горой, в Петропавловском соборе.

22 ноября 1956 года Указом Священного Синода владыка Иосиф был назначен епископом Петропавловским, викарием Алма-атинской епархии. В Петропавловске, неподалёку от Всехсвятской церкви, располагались покои убиенного епископа Петропавловского и Акмолинского Мефодия. Владыка Иосиф потратил много времени и сил, чтобы найти могилу епископа Мефодия, но она до сего дня так и остаётся неизвестной. Но в подвале Всехсвятской церкви были найдены дикирий трикирий и прочие атрибуты для архиерейского богослужения, принадлежавшие епископу Мефодию. Владыка Иосиф использовал их, совершая первые архиерейские службы.

Первое время у епископа не было даже своих покоев, он жил в небольшой кельи церковного дома по улице Коминтерна. Через некоторое время купили дом в центре города на улице Мира, отремонтировали его, посадили у крыльца деревья, разбили клумбы, посадили цветы. Этот дом стал Епархиальным Управлением, и здесь же Владыка стал жить. Рядом располагался дом благочинного протоиерея Сергия Ногачевского. Часто Владыка уходил молиться на берег реки Ишим. Там около камня было у него излюбленное уединённое место.

Однажды Владыка рассказывал один сон, который видел в заключении: «Я нахожусь в каком-то незнакомом городе. Сажусь на автобус, он спускается под гору. Под горой стоит белый высокий собор. Я захожу в него и начинаю богослужение». И когда Владыка получил назначение в Петропавловск, он, приехав сюда сел в автобус, поехал по городу и, когда спустился в подгорную часть, увидел тот самый собор! Это был собор апостолов Петра и Павла, который впоследствии стал Кафедральным собором.

18 марта 1957 года была образована самостоятельная Петропавловская епархия, и владыка Иосиф поставлен управляющим ею с титулом Петропавловский и Кустанайский. В новообразованную епархию вошли пять областей: Петропавловская, Акмолинская, Карагандинская, Кокчетавская и Кустанайская. Кафедра была в Петропавловске. Патриарх Алексий I, благословляя владыку Иосифа на Петропавловскую кафедру, дал ему в дар образ Иверской Божией Матери, молитвенно призывая Пречистую Владычицу быть Покровительницей новообразуемой епархии и простирать Свою благодатную помощь над её первосвятителем. Эту икону владыка Иосиф поставил в алтаре Петропавловского собора, где она находится и до сего времени.

25 февраля 1958 года епископ Иосиф возведён в сан Архиепископа. 15 сентября 1960 года Указом Священного Синода владыка Иосиф был назначен архиепископом Алма-Атинским и Казахстанским. Петропавловская епархия была ликвидирована с передачей всех церквей в Алма-Атинскую епархию. Владыке предстояла трудная задача примирить и сохранить епархию, в которой происходили волнения после кончины митрополита Николая в 1955 году.

Владыка Иосиф своим благоразумием, выдержкой, своими проповедями сумел восстановить церковный мир, влияя на людские души евангельской кротостью и силой Христовой любви. Он мудро стал руководить епархией, и вскоре церковная жизнь потекла благополучно. И в 1963 году, можно сказать, была уже тишина.

Ровно 15 лет, до дня своей кончины, прослужил владыка Иосиф в Алма-Ате. И всё последующее служение митрополита Иосифа проходило в духовном единении с врученной ему Богом паствой. Всего в Казахстане владыка Иосиф прослужил 18 лет.

Владыка очень любил молитву. О его молитвенном правиле, наверное, не знал никто, потому что это была внутренняя, закрытая от мира жизнь его души. Но молился Владыка постоянно, и тому были свидетелями многие. Владыка молился подолгу, не только днём, но и ночью, в домашней церкви и в своей келье, где был нарядно украшенный святой угол, или же в кабинете, где на его рабочем столе стоял небольшой аналойчик, на котором лежали епитрахиль, книги и архиерейский чиновник. Часто можно было видеть Владыку стоящим во весь рост или коленопреклоненным перед святыми образами, У него не было установлено для молитвы определённого времени. В дневные часы он молился в промежутках между беседами и встречами с посетителями и в течение дня постепенно вычитывал всё положенное монашеское правило. Но главное - он творил Иисусову молитву, которая непрестанно совершалась в алтаре его сердца. 31 августа 1975 года у Владыки случился приступ, разрешившийся, после трёх сложных операций, которые ему пришлось перенести перед кончиной. Скончался Владыка 4 сентября на 83-м году жизни.

Проповедь, произнесённая митрополитом Иосифом в день святителя и чудотворца Николая

Святитель Николай очень почитаемый, и ему Господь дал чудес море. Великий чудотворец - чудес море! Где только Николай - там чудеса, где только Николай - там и милость, где только Николай - там и исцеление, и охранение! Тот Николай, которого вы знаете, - великий чудотворец! Вся вселенная стала его почитать, любить Николая чудотворца, молитвы его просить, портреты его рисовать, и от портретов его чудеса пошли, и появились чудотворные иконы.

Так вот, братья и сёстры, сегодня мне навеяна такая мысль, такой маленький очерк вашему вниманию преподнести о тяжёлых минутах собора, о тяжёлых минутах благочестивого Константина и об очень тяжёлых минутах жизни святого Николая, который знал, что за свою ревность, за правду Божию он потеряет священный сан, но бросился на Ария чисто по-гречески, чисто горячий, чисто невоздержанный ради Христа. Я приветствую вас, братья и сёстры, с завтрашним праздником храмовым Николая чудотворца, и я преподнёс вам то, что мне очень нравиться в Николае. Я ему служу всю жизнь: в Таганроге собор Никольский, в Ростове Никольская церковь, в Петропавловске Никольский придел, а здесь всечестной храм. Так я под сенью Николая и под его омофором всегда был с раннего возраста до того времени, когда и сам получил высокую честь - носить, как Николай, то, что Божия Матерь свысока показала во Влахернском храме, - этот священный омофор. И нас, святитель, не оставляй; и нас, святитель Николай, у Престола Святые Троицы поминай, нисходя к нашим слабостям, но, учитывая нашу любовь к тебе, учитывая, хотя и холодную, нашу веру Господу Богу, за которую ты сана чуть не лишился. Мы любим Господа, мы веруем в Господа, в Троице поклоняемого Отца, Сына и Святаго Духа, ибо без Троицы нет ни Церкви, ни Таинств.

Прими же, Николае чудотворче, наши уверения, прими наши просьбы, прими наши молитвы, полюби нас, твоих детей. Аминь.

Категория:

Духовенство в истории

3967 просмотров

2 июня исполняется 120 лет со дня рождения митрополита Алма-Атинского и Казахстанского Иосифа (Чернова) - известного и глубоко почитаемого подвижника, исповедника, поэта и проповедника, которого называли одним из самых одухотворенных архиереев последнего времени. Неизвестное свидетельство о владыке Иосифе приводит в своей статье Ксения Кириллова.

Первый арест таганрогский епископ Иосиф (Чернов) пережил в 1935 году, когда особым совещанием при НКВД СССР его осудили на 5 лет лагерей «за антисоветскую агитацию». Владыка был освобожден в декабре 1940 года и направлен обратно в Таганрог. В этом период владыка Иосиф принимал участие в деятельности нелегальной общины верующих «Белый дом», тайно служил, совершал священнические хиротонии и монашеские постриги. После того, как во время Великой Отечественной войны Таганрог был оккупирован немецкими войсками, с августа 1942 года он возобновил открытое служение в качестве Таганрогского епископа.

Сейчас о владыке Иосифе вышла целая книга воспоминаний «Свет радости в мире печали. Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф», по мотивам которой был снят одноимённый фильм. Мы же представляем вашему вниманию не вошедшие в книгу воспоминания о митрополите Иосифе одной из его духовных дочерей, родной сестры игуменьи Верхотурского Покровского женского монастыря Софии (Любых) - Марии Ивановны Сащиной(в девичестве - Любых).

Когда владыку перевели в Алма-Ату, повзрослев, Мария старалась 2-3 раза в год летать к нему.

Уже после смерти митрополита Маша Любых вышла замуж - по её словам, не очень удачно.

Отдельные воспоминания Марии Сащиной связаны с воспоминаниями владыки Иосифа о лагерях:

Долгая и многострадальная жизнь Иосифа, митрополита Алма-Атинского и Казахстанского во многом является примером для нас. Это был очень скромный человек, доброй и отзывчивой души. От природы он был одарен поэтичностью и удивительной памятью. Он умел найти общий язык с любым по званию и возрасту собеседником. Владыка непременно обращал внимание на свою речь, подбирал удачные слова и выражения, отчего речь его становилась интересной, яркой, запоминающейся. Свидетельством тому могут служить его проповеди, письма, записи на книгах и так далее. Все это сохранило для нас некоторые черты его биографии.

Не имея школьного образования, Владыка многое получил от архиепископа Арсения Смоленца (†6.XII.1937) , под руководством которого послушник Ваня Чернов, начиная с иподиакона, со временем был возведен и в архиерейский сан. Духовный путь его начался в Белыническом монастыре в Белоруссии. Поступлению в монастырь предшествовал такой случай. В 1910 году в мае месяце в Могилевском соборе находились святые мощи преподобной Евфросинии Полоцкой, которые перевозили из Киева в Полоцк. Простояв почти всю ночь в соборе, Ваня только к утру смог приложиться к мощам. На следующую ночь он видел во сне, как Преподобную уже выносили из собора, и в это время она встала и благословила юношу. По благословению Преподобной Ваня был принят в монастырь, еще не дойдя до него. Его догнал ехавший на фаэтоне настоятель монастыря архимандрит Арсений, который поинтересовался, куда идут мальчики. Выяснилось, что один идет в монастырь Богу молиться, слушаться и работать, а другой его провожает. Прочтя рекомендательное письмо директора гимназии Свирелина, отец архимандрит сказал: “Мальчик, ты уже принят в монастырь”.

Вскоре молодой послушник вместе с отцом Арсением, ставшим епископом Пятигорским, едет на Кавказ. Здесь ему в 1911 г. настоятелем Второафонского монастыря была вручена икона Иверской Божией Матери, привезенная с Афона, с которой он потом никогда не расставался.

В 1912 г. в Твери на праздник Воздвижения честнаго Креста послушник Ваня был возведен во иподиакона Арсением, епископом Старицким. В это время они совершили путешествие для поклонения Валаамским святыням. При отъезде из монастыря произошел следующий случай. Владыка Финляндский Сергий, будущий Патриарх, пошутил, сказав: “Преосвященнейший, может, Вы нам оставите Ваню, так как у нас лет через пятнадцать откроется вакансия игумена”, на что услышал ответ: “Нет, Ваше Высокопреосвященство, я не думаю, чтоб он задержался на этой степени”.

Почти в это же время состоялась еще одна интересная встреча с другим будущим Патриархом. В 1913 г. на архиерейской хиротонии Алексия (Симанского), которую возглавил Антиохийский Патриарх Григорий, иподиакон Иоанн держал Чиновник владыке Арсению. Святейший Патриарх Алексий, позднее встретившись с владыкою Иосифом, вспомнил об этом.

Шестого февраля 1918 г. в Таганроге владыка Арсений постриг молодого послушника в монахи с именем Иосиф, а 11 февраля возвел в сан диакона. О своей диаконской хиротонии Владыка позднее писал, будучи в Алма-Ате: “Я прекрасно помню день своей хиротонии. Это было в воскресенье о Блудном Сыне… Масса выпала снегу в ту ночь. Шел Всероссийский Поместный Собор… Владыка немножко заметно волновался, ибо еще не был Собором погребен в вечность Петровский Регламент - до 30 лет воспрещалось постригать, кроме Духовной Академии, а я имел еще юношеские года… И вышло все, как вышло. Первую ектению: «Прости приимше…» конечно, я перепутал, но всем подсказчикам Владыка сказал: «Не мешайте ему, он будет прекрасно служить!». Первую вечерню служил я, как будто бы уже давно иеродиаконствую, так как я уже и архиерейскую службу знал и даже тайные молитвы Литургии - ибо святителю много лет книгу держал… А он читал вслух молитвы - чтобы (наверное) я слышал бы их.

А на второй день Божественную (первую) Литургию служил, в день Иверской и именно перед своей келейной с Афона. Она была и в Коми, и здесь ныне в своей Иверской архиерейской церкви. Вероятно, я ЕЕ из этого града уже не увезу! Ведь ЕЕ храм! А? А, может быть, и сам не уеду и здесь покойному митрополиту шепну на кладбище: подвинься, брате!” .

С 16 августа 1920 г., после иерейской хиротонии, отец Иосиф начал свое пастырское служение, при этом очень часто проповедуя. Митрополит Куйбышевский Мануил сказал по этому поводу: “Проповеди его отличаются образностью, поэтичностью и живостью” . Очень часто Владыка, говоря о высоте проповеднического служения, указывал на священность возвышенного места, с которого произносится слово Божие. Основу такого благоговейного отношения к амвону Владыка получил еще у себя на родине в Могилеве . В своей проповеди он однажды сказал: “И мы все, служители и проповедники, поставленные на эту опасную и ответственную возвышенность, должны вам говорить и проповедывать, чтобы потом Христу Спасителю сказать: «Да! Мы все дни - говорили, проповедали; а так как они приняли, то Ты ведь Сердцеведец, Господи, ниспослал им открытое сердце, о котором и они, и Церковь и мы всегда молились: о даровании нам чистого сердца и обновления благодатного во всем нашем организме, и разума в нашем интеллекте»”.

Владыка с благодарностью всегда вспоминал архиепископа Арсения и клирика Ростовской епархии протоиерея И. Уманского. О каждом из них он в свое время отозвался так: “Ты был один, у кого я взял прекрасный стиль слова, снискавший мне хваление”. Их он имел в виду, когда однажды в проповеди сказал: “Митрополита Филарета я очень рано полюбил, и, если я его отшлифованные мысли не понимал, то я имел прекрасных изящных учителей, как Апостолы святые, простяки, которые имели самого изящнейшего в мире учителя, неповторимого Учителя - Господа Иисуса Христа”.

Почитая святого, имя которого он носил, Владыка всегда совершал богослужение в неделю Святых праотцев пред Рождеством Христовым и произносил проповеди. Заканчивая однажды праздничное слово, он обратился к молящимся: “Так помолимся сегодня святым Праотцам, чтоб они о нас помолились Господу Богу, которые очень прекрасно выполняли ненаписанный закон на бумаге, но начертанный в каждой совести человека - на сердце его.

Попросим же праведного Иосифа, чтобы он молился Господу Богу для укрепления семейных уз, за удержание страстей людей в молодых годах, да и в самой старости, и чтоб он благословил всех тех в каждой стране и в нашем государстве, которые всегда думают о том, о чем молятся верующие - «хлеб наш насущный даждь нам днесь».

Как при Иосифе питался и не оскудел Египет в хлебе, так за его молитвы да не оскудеет никогда пшеница, вино и елей в стране нашей благодатной, русской”.

Рукополагая ставленников, Владыка всегда обращался к ним со словом назидания в конце Литургии, нередко обращая внимание на шесть слов о священстве Иоанна Златоуста. “Правда, он там очень пугает, потому что сам этого пугался, он сам этого боялся, боялся благодатных полномочий священнослужения. Но во всяком случае, Иоанн пошел и во пресвитера, и в патриарха, а поэтому все за Иоанном Златоустом идем и по нравам, и в обычае, и в осторожности…”.

Митрополит Иосиф известен и как гимнограф. Он составлял молитвы, которые читал в конце молебна: в день 25-летия патриаршества Святейшего Алексия (1970), всем русским святым (1971). Владыка Мануил называет три акафиста, которые он составил: преподобной Пелагии, святителю Павлу исповеднику, великомученику Иакову Персиянину; они были составлены в Азове в 1942 году. Иконы с частицами мощей этих святых находились в домовом храме митрополита. К тому же следует добавить, что будучи в Твери (1912–1917 гг.) в Отроче монастыре, послушник Ваня составил не сохранившийся акафист скончавшемуся там святителю Филиппу (†1569), который имел такой припев: “Радуйся, священномучениче Филиппе, Московский и всея России чудотворче”. Десятый кондак святителю Павлу исповеднику читается так: “Спасению пастве твоей промышляти не преставая, отче Павле, во дни изгнания твоего в Риме пребывавый у святейшаго Юлия, идеже сретил подобника себе в скорби, гонений и клевете от злочестивых…”. К этому последнему слову имеется примечание Владыки: “1942 г. 1) Отселе началась бомбежка, все засыпало стеклом и глиной. 23 июля с. г.”.

О составлении акафиста преподобной Пелагии Владыка рассказывает в одном из своих писем, ведя речь о себе в третьем лице. Он говорит, как автор волновался после составления похвалы Преподобной, будет ли его труд принят? “Он видит себя во сне в очень большом красивом саду, красивее красивой и волшебной «Софиевки» . Там было много павилионов разных форм и стилей. Этот автор <…> вбегает в один из павилионов, состоящий из цветного металла и толстого стекла, там чудные золотые вокруг прилавки и полки, а на полках до потолка ряда в четыре стоят разные, красивые-красивые корзиночки с разными фруктами, ему знакомыми и невиданными красивыми фруктами. Мальчик-юноша, автор этот с расширенными зрачками и бьющимся сердцем смотрит на всю эту безмолвную красоту.

Вдруг влетает белая-белая голубка с красным гребешком на голове и, облетев несколько раз вокруг единственного этого человека, села на верх полки на край плетенной из золотых прутьев корзинки, которая была полна красивейших золотисто-красных яблок и, ранив одно яблочко клювом, сбросила его, и мальчик-автор на лету подхватил то яблочко и от восторга вскрикнул. За одну копейку такое чудесное яблоко. И проснулся с полными глазами слез и биением сердца. Автор, конечно, понял, что его, хотя и копеечный труд, но принят Преподобной и сам он еще малый, малый человек.

Тот святитель Нонн святый, обративший в христианство Маргариту в Пелагию, видел во сне, что он литургисал, и черная смрадная голубка летала вокруг престола, а после Литургии, когда он выходил из храма, она опять летала вокруг его головы, когда он приблизился к выходу, направо был баптистериум, где крестили людей взрослых. Он схватил ту голубку и трижды окунул в купель, и она мгновенно стала белая-белая, и ароматом залило весь храм, и она скрылась в небесной голубой выси. В Антиохии, куда Нонн ехал, пришлось ему крестить Маргариту в Пелагию. Вот почему Пелагия преподобная и называется голубицей, и в самом припеве так называется”.

Первый кондак в акафисте Преподобной читается так: “Избранней Богом от мрака языческаго и дивными путями призванную к свету невечернему в Иерусалим горний прекрасный, всеславную и преподобную матерь нашу Пелагию, ты же всечестная голубице Христова, яко имущая велие дерзновение ко Господу, от всяких нас бедственных обстояний спасай зовущих: Радуйся, Пелагие, голубице Христова предивная”.

В 1973 г. Владыка написал: “Завтра мой келейный праздник и пирог. Но служу в соборе ради слова в честь Святой. Слово предполагается: две старухи-вдовицы и мотивы бывшей блудницы. Святитель Нонн, спеши в Антиохию возродить Пелагию. Архидиакон Иаков, заостряй трость изобразить житие бывшей Маргариты и ставшей Пелагией. Монахи иерусалимские, перепуганные неожиданным явлением женского естества во время облачения Пелагии, знайте, и мы видим нетления ея. О, Троице Святая! Как дивно все в Твоем творении. Слава Тебе!”.

Жизненный путь иерарха был исполнен бед и скорбей. Этот епископ провел около двадцати лет в советских тюрьмах и лагерях, из них одиннадцать за то, что был правящим епископом в Ростове-на-Дону при оккупантах, хотя с ними у него были постоянные неприятности, поскольку он сохранял верность Московскому митрополиту Сергию и открыто возносил за него молитвы даже тогда, когда тот стал Патриархом и осудил всех епископов-“коллаборционистов” .

В письмах владыки Иосифа, в различных записях можно встретить его высказывания относительно Богослужения, богослужебной практики. Одного новопоставленного пресвитера он поучал: “Богослужение требует красоты и естественности. И великие святители вселенские очень красиво служили. Они не признавали театральности, они бичевали театральность, а служили изящно и естественно. Потому что богослужение должно выражаться в лучших формах, возможных человеку: в его познании, в его достижении, в его желании, в его образовании, в его конце концов самообразовании, его природных качествах. А так служить, лишь бы только внутренне углубляться глубоко, а на наружные формы наплевать - это не принимается Церковью, не принимается народом, никем”. Богослужения, совершаемые Владыкой, отличались благолепием и молитвенностью. Владыка хорошо знал Богослужение на греческом языке, чему способствовало его в свое время общение с иноками таганрогского греческого монастыря . Вот что мы читаем в Журнале Московской Патриархии о его посещении города Караганды в 1967 году. “26 марта он совершил Божественную Литургию в храме архангела Михаила. За этим богослужением преосвященный Иосиф произносил некоторые возгласы на греческом языке. В храме среди молящихся присутствовало значительное число греков. Возгласы на их родном языке вызвали восторг и благодарность с их стороны” .

О ставленниках Владыка однажды сказал: “У меня затейники чудес церковных недавно спросили: «А можно ли семинарию обойти?». Я им ответил, что идеально было бы в школу к преподобному Сергию попасть, тем более ныне. В Лавре ныне учащий состав, вероятно, во всех видах - неповторим!.. Но, если Промысл иль рок - тогда: читать бегло, Требник и Служебник осилить и всему этому по возможности тактику и этику выработать и приложить неотъемлемо!

И возможно стать - Великим купцом!”.

Иногда в жизни Церкви имеют место пострижения вне монастыря. В письме к карагандинской монахине Агнии Владыка разъяснял по этому поводу: “А отцы мирские батюшки спрашивают меня, как причащать тайно постриженных? Я им все так отвечаю немножко практически и немножко академически: «…Если это тайно, то и должно оставаться тайною перед землей. Не надо рассказывать и подругам и друзьям… Надо у Чаши говорить старое свое имя, данное у священной купели. На исповеди, конечно, надо сказать: Я имею тайное пострижение. Совершаю иноческое правило и стараюсь выполнять то, что требует иночество.

Не надо хвалиться-болтать - надо званию своему иноческому искушения не допускать и всегда помнить, что монашество равно АНГЕЛЬСКОЕ - божественная философия, которая видима Богом, Ангелами и благоговейно замечается опытным оком даже мирян!

Монашество - преломление самой природы! Монашество - игольное ушко! надо войти через него в рай!
М. Иосиф.
Всего доброго и еще и еще раз, честнейшая матушка! Мир Вам! Св. молитв усердно прошу!
7 ноября 1973 г.”.
Об исповеди Влдыка как-то написал: “Исповедуйте свои ошибки тем, кому доверите сердце Ваше!

Один грек иеромонах в Таганроге, 50 лет тому назад, перед исповедью мне сказал: «Ты смотри на меня, как на глухого и слепого…». А я тогда был еще полумальчик или полумужчина и не понял слов его <…> Но когда я рассказал это своему святителю, он рассмеялся и стал продолжать пить свой чай <…> Но как-то грек-священник из Чимкента был у меня <…> во время исповеди я вспомнил таганрогского грека-иеромонаха и стал, как Сарра, улыбаться под иерейским епитрахилем вспомнив, что сказал мне тогда же мой святитель: «Идеальнее иметь духовника и не глухого и не слепого!». Мой тот Владыка не имел специального духовника - а исповедовался у всех иеромонахов своего тверского Отроча монастыря. (Так ныне и я)”.

В Алма-Ате, месте последнего архипастырского служения митрополита Иосифа, освящение фруктов совершается раньше, чем в средней полосе России. “Здесь яблоки освящают и в Петров день, ибо ранних сортов много. Но на Преображение - обхождение вокруг храма при большом скоплении богомольцев”…

В другом письме Владыка вспоминает о совершении чинопоследований Пассии в месте своего пострижения и дальнейшего духовного восхождения. “В Таганроге за 70 лет до революции уже совершался чин погребения Богоматери по специальному разрешению Синода (!) Два раза и я участвовал в чине иподиакона и иеромонаха. А во дни обновленчества само собою этот чин перешел в Никольскую Православную церковь вместе с некоторыми прихожанами. Там и я этот чин совершал, «начень» от иеромонаха и до епископа. Ныне во многих местах этот чин совершается даже и не в Успенских храмах, как и здесь (то есть в Алма-Ате - а. М .) особенно”.

Из различных записей покойного митрополита можно указать следующие: В 1957 году, будучи в Петропавловске, он написал в книге Священного Писания: “Св. Евангелие не только иметь, - но и знать надо! - Обязанность христианина!”. “Ленивому мозгу и само Евангелие не дается!”. “Лентяев не любит и Сам Бог!”. “Читающему Св. Евангелие Бог посылает дивное равновесие мысли и движение сердца к радости и перенесению временных земных невзгод!”. Преподобных Сергия Радонежского и Серафима Саровского он охарактеризовал так: Если преподобный Сергий - духовный игумен земли русской, то преподобный Серафим - духовник.

Владыка очень почитал отца Иоанна Кронштадтского, называя его святителем Николаем нашей эпохи. В его комнате висел большой портрет этого праведника.

Вот еще одно высказывание Владыки о гармонии в человеке: Ничто так человека не калечит, как если он начнет колебаться между своим разумом и чувством, тогда и воле - грош цена. Разум и чувство нераздельно должны функционировать в человеке, быть человеком земным и небесным, а то - беда.

Разум и свобода, свобода чувств и разум! О, если бы эти три чувства заказать или повенчать! Между телом и духом должна быть полная гармония - и будешь с большой буквы человек!

Само же человечество убивает все естественное, данное природою для человека! Все химическое “подкармливание” дает не то, что приготовила природа. Но весьма необходимо, чего и сама природа жаждет!

Отказ от страстей и желаний и бешеная погоня за ними оказывается равносильным вредом и даже преждевременной гибелью.

Митрополит Иосиф участвовал в архиерейской хиротонии епископа Токийского Николая . Его подписи имеются на патриарших Томосах о даровании автономии Японской Православной Церкви и автокефалии Американской Православной Церкцви , а также на грамоте Поместного Собора Русской Православной Церкви 1971 г., утверждающей избрание патриарха Московского и всея Руси Пимена . Впрочем, сам митрополит Иосиф был одним из кандидатов на Патриарший престол . Владыка участвовал в интронизации Патриарха Пимена 3 июня 1971 года.

Владыка Иосиф не был безучастен к проблемам сохранения мира на земле . Еще после своего освобождения от немецкой оккупации в Умани он обратился к верующим с воззванием, в котором говорилось: “Русский народ ничего не пожалеет для Родины. Русская Церковь молится о спасении Родины от иноверцев - извергов, чему Церковь помогает и материально по примеру Святейшего Патриарха Сергия, который призывал Церковь к помощи на нужды освобождения страны, снял бриллиантовый крест с клобука и наперсный крест с груди своей. По примеру высокопреосвященнейшего Митрополита Николая, Экзарха всея Украины и других епископов страны мы призываем вас, боголюбивых жителей града Умани, помочь нашими пожертвованиями через Церковь или в банк в фонд обороны скорее освободиться от немцев, внести и свою лепту деньгами, иными вещами, драгоценностями на нужды войны”. Его миротворческие призывы с особой силой звучали в Рождественских посланиях и проповедях в начале наступившего года. Свою последнюю Рождественскую проповедь он закончил словами: “Поэтому каждый христианин, каждая православная община должны внести свой вклад в борьбу со злом, поддерживая своими пожертвованиями Фонд мира. Мы должны быть носителями добра, святой, высоконравственной чистой жизни, кротости. Собой мы должны воплощать идеалы Христовы на земле” . В последнем его Пасхальном послании к Алма-Атинской пастве мы читаем: “Люди разных вероисповеданий, населяющие Казахстанскую землю, имеют свои храмы и молитвенные дома. Каждый человек по своей вере, по своему убеждению имеет возможность исполнить свой религиозный долг и получить духовное удовлетворение. Молясь «о мире всего мира…» будем прилагать к молитве и лепту от трудов своих, дабы имя Господне прославлялось во всех концах земного шара в мирной благословенной обстановке во веки веков”.

В письмах последних лет Владыка нередко упоминал о своих недугах. “Почти не хвораю, а если немножко, то по закону уже”. “Мы живем, служим, немножко летаем и чуточку для порядка хвораем”. “Готовлюсь к Варваре святой и храму святителю Николая, а сам гриппую. Здесь ходит грипп. Это - дондеже установится зима, а пока еще запоздалая осень”. “А нам, старикам, пора вещи чемоданить в невозвратный путь. Такова Богом установленная природа земнородным! там счастья много увидим, а как получить его, хотя частицу, зависит от наших еще на земле, здесь дел… О чудесе!”.

Скончался митрополит Иосиф 4 сентября 1975 г. Возглавил его отпевание Архиепископ Ташкентский и Среднеазиатский Варфоломей. Отпевание было совершено по чину святительского погребения, составленному митрополитом Мануилом (Лемешевским). В книге, содержащей это чинопоследование, рукою покойного Владыки написано: “Собственность архиепископа Алма-Атинского Иосифа. Подарок от митрополита Мануила - автора этого трогательного чина. По этому чину прошу меня отпеть, и эта книга останется кафедре. Архиепископ Иосиф. Конец 1965 года. Алма-Ата”. Чтения первой статии начинаются такими словами: “Животворящие Тайны верным подававший днесь во гроб полагается: восплачьте людие”. “Архиерей - образ Божий в Церкви, днесь лежит бездыханный и беззрачный”. “Святитель, како умираеши, како во гроб вселяшися верно Христа возлюбивши?”.

В своей жизни митрополит Иосиф с особой силой чтил Божию Матерь. Об этом говорит и такой факт, что он старался никогда не разлучаться с Иверской иконой Богоматери. Сохранились такие его высказывания о Пречистой: “Царица Небесная в мир пришла, как утренняя звездочка, возвещавшая: вот-вот будет восход солнца. Рождение Царицы Небесной - как настоящая утренняя звезда. И в Писании это воспоминается Священном, Она предшествовала вечному Солнцу, пришедшему в мир - Иисусу Христу, вечному Теплу, вечному Свету и вечной Жизни. Как без солнца жизни на планете не могло быть, так и без воплощения Сына Божия все б замерзло на разуме и сердце было б замкнутое на большой замок и не могло быть бы красоты и лучезарности и тепла христианства”. “Кто читает акафист иконе Божией Матери, тот должен быть почитателем иноческого равноангельского жития. Так как здесь связано оно с девством Владычицы”.

Во время отпевания в надгробном слове священник Валерий Захаров сказал о Владыке: “Он так возлюбил с детства Матерь Божию, и Она полюбила его. Он осыпал Ее Пречистыя образы цветами, и сам был осыпан ими во всей своей жизни. Разве это не знаменательно, что его смерть наступила после славного Успения Пресвятой Девы Марии?”. Очень любя цветы, особенно розы, Владыка всегда говорил себе, когда его встречали в храме с цветами: “Знай, что это Матерь Божия осыпает тебя цветами за тот бурьян, который ты рвал и бросал перед Белынической иконой”.

Вот почему и поныне его могила украшается живыми цветами, которые приносят на могилу благочестивые его почитатели.

В память владыки Иосифа газета “Новое русское слово” (Нью-Йорк) в феврале 1976 г. поместила следующую заметку Бориса Филиппова.

В сентябре прошлого года скончался восьмидесятидвухлетний митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф Чернов. Прочитал я некролог в “Вестнике Русского Христианского Движения” - и сразу же вспомнились мне встречи с владыкой Иосифом, встречи, глубоко врезавшиеся в память.

Осень 1936 года. В Котласе нас, этап заключенных, направляемых в Ухтпечлаг, перегружают из забитых до отказа теплушек в трюмы огромных грузовых барж. Мы должны плыть до Усть-Выма, чтобы оттуда почти двести километров топать пешком - под конвоем уголовников и “бытовиков”. Плыть нужно не один день, так как утлый, тщедушный пароходишко через силу тянет две гигантских баржи.

В трюме нельзя протянуть ноги: забитый людьми и их немудреными вещами, удушливо-зловонный трюм - один из сквернейших кругов дантова ада. Сидим впритык друг к другу, обливающиеся грязным потом, обовшивевшие, изнуренные. И мечтаем только об одном: хотя бы на полчаса прилечь, вытянуть ноги, как-то расслабиться. Только небольшое пространство в трюме не затолкано до отказа: это место, где расположилось духовенство, с большими сроками, направляемое в лагерь. Русские монахи и священники - и католические патеры, меннонитский пастор - и местечковые раввины, лютеранские пасторы - и старичок-мулла. И среди них - стройный, худощавый, в аккуратно подштопанном подряснике и черной скуфейке епископ Таганрогский Иосиф Чернов. Любопытно, что к этой группе духовенства не пристают даже завзятые уголовники, не только их не “курочат” (грабят), но даже, как видно, освободили им лучшее и наиболее просторное место в трюме.

И вдруг владыка Иосиф подходит ко мне и сидящему впритык со мною профессору-геологу Яковлеву, брюзге и чудаку, никак не могущему примириться с условиями этапа. Это он в теплушке требовал, чтобы молодой грабитель и убийца уступил ему, пожилому ученому, место у узкого полузабитого окна. Это он, обращаясь к отпетым уркам, увещевал их, напоминал о своих научных заслугах…

Владыка Иосиф ведет нас к своей группе и предлагает часок-другой полежать, отдохнуть, а он, владыка, и меннонитский пастор Герберт посидят в это время: они, мол, уже належались вдосталь. И также, после нас, были позваны еще и еще другие замученные вконец заключенные, а владыка Иосиф все сидел и сидел, и с ним вместе уступали место то раввин, то католический патер, то старенький мулла.

Трудно тому, кто не испытал прелестей советского этапирования заключенных, понять как следует - какое значение имел для нас этот двухчасовой отдых, эта возможность вытянуться во всю длину тела, эта возможность хотя бы немного побыть не в скорченном, сплюснутом другими грязными и потными телами состоянии!

По прибытии в Чибью (на Ухту) мы расстались. Владыку Иосифа направили на строительство тракта Чибью-Крутая, где он вскоре устроился поваром к начальнику строительства. И опять, стоило ему за чем-нибудь появиться в Чибью, он забегал к нам и всегда приносил что-нибудь со стола своего “хозяина”: то несколько сдобных булочек, то кусочек сала, то горстку сахару. И нам, вечно голодным, это было не только материальной поддержкой, но и какой-то весточкой из другого мира.

А владыка, всегда веселый, жизнерадостный, приговаривал, частенько повторяя слова старца Амвросия Оптинского: “От ласки загораются глазки”, - и хорошо улыбался.

И в трюме, и в лагере владыка избегал разговоров о религии, о Боге. Он старался только деятельно помочь, а когда скажем, тот же Яковлев затевал разговоры о высоких материях, видимо стеснялся и нехотя отговаривался:

Ну, что-то мы, бедолаги, о Боге рассуждать будем. Ведь нам Его все равно не понять, не охватить нашей куцей мыслью. А вы вот лучше потихоньку молитесь о самом насущном, сегодняшнем…

И хорошо, ласково улыбался.

Был он несомненно умен - русским умом, открытым, чуть с лукавинкой, был по-хорошему простонародно остроумен и, главное, никогда не унывал. И соприкасающиеся с ним заражались его русским радостным умом сердца.

Иосиф, митрополит Алма-Атинский
и Казахстанский.
Фотография из личного архива
архимандрита Макария.
Публикуется впервые