Ориген (185-254 гг.) родился в семье христианина и с юных лет познал гонения на новую веру - его отец был казнен за свои религиозные убеждения. Но это не отвратило молодого Оригена от христианства. Более того, он стремится упрочиться в вере и получить серьезное философское образование. Так он оказывается в Александрии в философской школе Аммония Сакка, в которой учился и будущий создатель неоплатонизма - Плотин.

В отличии от Плотина, не принимавшего новую религию, Ориген сохраняет приверженность христианству и в 217 г. возглавляет в Александрии христианскую школу. Однако за своеобразное толкование христианского вероучения, в 231 г. он был смещен с поста наставника этой школы, лишен сана пресвитера и даже изгнан из Александрии. Ориген поселяется в Палестине, в Кессарии, где вновь открывает христианскую школу. Во время очередных гонений на христиан он был заключен в тюрьму и умер от пыток.

Оригену принадлежит огромное количество сочинений - их перечень насчитывает до двух тысяч названий.

В своем понимании проблемы соотношения философии и христианства Ориген прямо противоположен Тертуллиану. Ориген считал, что христианство является логическим завершением всей античной философии и изучение философии необходимо, чтобы полностью понять все христианские истины. Поэтому в трудах Оригена, в его трактовках христианского вероучения явно прослеживается влияние платоновского и неоплатонического учений.

Ориген, следуя своему научному подходу к христианству, разработал учение о трех смыслах Библии: буквальном ("телесном"), моральном "душевном") и философском ("духовном"). Сам он считал наиболее правильным философское толкование Библии.

Ориген первым из христианских писателей стал обосновывать нематериальность, бесконечность, совершенство и вечность Бога. Непосредственно в текстах Библии нет подобного рода трактовок сущности Бога. Используя неоплатонические аргументы, Ориген доказывал, что бесконечность Бога следует из его нематериальности - то, что бестелесно, не может иметь границ. И в этом смысле он приближал христианского Бога к неоплатоновскому пониманию абсолютного Единого. Но Ориген сохранял и библейское представление о Боге, как о личности, которому присуща величайшая любовь и доброта.

Касаясь вопроса о творении Богом мира "из ничего", он не принимал существовавшего тогда мнения о том, что Бог использовал для этого уже существовавшую материю - так говорили ранние апологеты христианства, опираясь на Платона. Ориген утверждал, что творение мира "из ничего" более понятно и менее противоречиво, ибо признание существования материи ограничивает Божественное всемогущество.

В своих рассуждениях о сущности Бога Ориген положил начало всему будущему христианскому богословию. Однако далее в истолкованиях природы Бога и процесса творения он высказал воззрения, признанные позднее несовместимыми с официальным церковным учением.

Так, он утверждал подчиненность Бога Сына по отношению к Богу Отцу. Здесь сказалось влияние неоплатонизма, ибо взимоотношения оригеновского Бога Сына и Бога Отца приближались к неоплатоновскому пониманию соотношения Единого и Ума (Нуса) - Христос-Логос, будучи порожден Богом Отцом сам творит мир, в то время как Бог-Отец настолько могущественен, что не обращает собственного внимания на тленный мир.

Кроме того, Ориген считал, что акт творения вовсе не единичен - Господь постоянно творит новые миры, которые последовательно сменяют друг друга. Извечность Божественного творения проявляется и в создании им бессмертных и бестелесных духов, подчиненных Богу как Святому Духу.

Официальная Церковь не приняла и идею об апокатастасисе, выдвинутую Оригеном. Апокатастасис - это идея о конечном восстановлении и спасении всякой твари, включая и осужденных на страшные муки падших ангелов. По мнению Оригена, все духи, ныне пребывающие во зле, будут спасены и вернутся к Богу, более того, спасения будет удостоин даже дьявол.

Подобные своеобразные трактовки христианского вероучения вызывали недовольство со стороны официальной Церкви. Ориген, как уже говорилось, был отлучен от руководства школой. После его смерти несколько столетий велись богословские диспуты о содержании учения Оригена. Несмотря на осторожное отношение к этому учению, многие знаменитые христианские философы, в том числе Афанасий Великий, Григорий Нисский, испытали значительное влияние оригеновской религиозной философии.

Через триста лет после смерти Оригена, в 543 г., эдиктом византийского императора Юстиниана он был объявлен еретиком. Это решение было подтверждено на Пятом Вселенском Соборе в 553 году.

В связи с этим Ориген официально не включается в число Отцов Церкви, а его произведения не относятся собственно к святоотеческой литературе, к патристике.

© Все права защищены

Родился в Александрии около 185 г. в греческой или эллинизованной египетской семье, принявшей христианство; получил хорошее образование от своего отца ритора Леонида, который во время гонения при Септимии Севере за доказательство христианства был казнен, а имущество его конфисковано.

17-летний Ориген, имея на своем попечении мать и 6 младших братьев, сделался учителем грамматики и риторики и был избран в наставники знаменитой катехетической школы в Александрии. Обширная известность, доставленная Оригена преподаванием в катехетической школе и первыми его сочинениями, побуждала обращаться к нему за советом из отдаленных местностей и вызвала два его путешествия: в Рим (при папе Зефирине) и в Аравию.

Во время гонения на Александрийскую Церковь при имп. Каракалле 216 г. почитатели принудили Оригена удалиться в Палестину, где два преданные ему епископа, Александр Иерусалимский и Феоктист Кесарийский, дали ему почетное убежище; по их настоянию он, хотя и мирянин, изъяснял Священное Писание пред многолюдными собраниями верующих в храмах. За это он подвергся сильному порицанию александрийского епископа Димитрия, заставившего его вернуться в Александрию.

В 228 г. он был вызван по церковным делам в Грецию и проездом через Палестину принял в Кесарии рукоположение в пресвитеры от епископов Александра и Феоктиста. Обиженный этим александрийский епископ на двух местных соборах осудил Оригена и объявил его недостойным звания учителя, исключенным из александрийской церкви и лишенным пресвитерского сана (231).

Сообщив этот приговор через окружное послание прочим Церквам, он получил согласие всех, кроме палестинских, финикийских, аравийских и ахайских. Акты египетских соборов, осудивших Оригена, не сохранились, по существующим же свидетельствам основаниями приговора, кроме прежней вины «проповедания мирянина в присутствии епископов» и сомнительного факта самоизувечения (ходили слухи, что он оскопил себя), служили принятие рукоположения от посторонних иерархов и некоторые неправославные мнения.

Ориген перенес свою ученую и преподавательскую деятельность в Кесарию Палестинскую, куда привлек множество учеников, ездил по церковным делам в Афины, затем в Бостру (в Аравии), где ему удалось обратить на истинный путь местного епископа Берилла, неверно учившего о лице Иисуса Христа. Дециево гонение застало Оригена в Тире, где, после тяжкого тюремного заключения, разрушившего его здоровье, он скончался в 254 г.

Сочинения Оригена, по свидетельству Епифания, состояли из 6 тыс. книг (в древнем значении этого слова). Его важные заслуги в изучении Библии и в защите христианства против языческих писателей, его искренняя вера и преданность религиозным интересам привлекали к нему даже самых усердных ревнителей новой веры, тогда как несознаваемый им самим антагонизм между его эллинскими идеями и глубочайшей сущностью христианства вызывал в других представителях этой веры инстинктивные опасения и антипатии, доходившие иногда до ожесточенной вражды.

Вскоре после его смерти два его ученика, ставшие столпами Церкви, - св. мученик Памфил и свт. Григорий Неокесарийский - горячо защищали своего учителя в особых сочинениях против нападения на его идеи со стороны св. Мефодия Патарского. Так как в своем учении о вечном или сверхвременном рождении Божественного Логоса Ориген действительно подходил к православному догмату ближе, чем большинство других доникейских учителей, то на его авторитет с большим уважением ссылался св. Афанасий Великий в своих спорах против ариан. Во второй половине IV в. некоторые идеи Ориген оказали влияние на двух знаменитых Григориев - Нисского и Назианзина Богослова. Св. Василий Великий, менее доверчиво относившийся к Ориген, отдавал, однако, должное достоинствам его творений и вместе с Григорием Назианзином участвовал в составлении хрестоматии из них под названием «Добротолюбие». Подобным же образом относился к Оригену св. Иоанн Златоуст.

Ожесточенными обвинителями Ориген и его писаний выступили в начале V в. Феофил Александрийский и св. Епифаний Кипрский на Востоке, а на Западе - блаж. Иероним. Оригена осуждали за еретические мнения (учение об апокатастасисе) и за включение в состав христианской догмы несовместимых с ней тезисов античной философии (в частности, платоновского учения о предсуществовании душ).

Окончательно Ориген был осуждён в VI веке в правление Юстиниана при горячем личном участии императора, написавшего целый трактат. 2-й анафематизм V Вселенского Собора 553 года поразил память Оригена; VI и VII Вселенские Соборы повторили это осуждение.

Введение……………………………………………………………….3

1. Биография Оригена……………………………………………….4

2. Произведения Оригена…………………………………………...8

3. Сущность философии Оригена………………………………….11

4. Оппозиция против оригенизма и его влияние…………………15

Заключение…………………………………………………………..19

Список литературы………………………………………………....20

Введение

В то же время, когда появились последние античные философские системы, неопифагореизм и неоплатонизм, началось развитие новой философии, философии христиан.

Попытку сформулировать христианство в категориях, привычных для греческой аудитории, до Оригена сделал Климент Александрийский, учение которого сильно окрашено склонностью к гностицизму. Действительно, всякое переложение одной системы взглядов на чуждый ей язык всегда чревато опасностью утраты или искажения ее смысла.

Ориген был вторым выдающимся представителем александрийской школы, которого поистине можно назвать основателем христианского богословия. В то время как Ириней, Игнатий, Тертуллиан и Киприан были церковниками, которым приходилось иметь дело с насущными богословскими проблемами, диктуемыми конкретной обстановкой, Ориген был великим христианским Философом, впервые предпринявшим серьезную попытку систематического объяснения христианства в категориях эллинской мысли. Выше уже обсуждалась необходимость для христианства говорить на языке своего времени и культуры. Именно этой задаче посвятил всю свою жизнь Ориген, понимая, что Церковь, утрачивающая контакт с людьми, спасение которых есть ее миссия, отказывается от своей кафоличности, превращается в секту.

1. Биография Оригена

Биография Оригена известна нам из «Церковной истории» Евсевия, а также отчасти из писаний св. Григория Чудотворца и блаженного Иеронима. Ориген (само имя которого - «сын Ора» - говорит о его египетском происхождении) родился в 185 году в Александрии, в зажиточной христианской семье. Его отец Леонид погиб мученической смертью во время гонения Септимия Севера в 202 году, когда Оригену было семнадцать лет. История повествует, что юноша горел желанием тоже претерпеть мученичество за Христа и хотел сам предать себя в руки римских властей, но этому воспрепятствовала мать, спрятав его одежду. Стыдливость возобладала над благочестием. Ориген остался дома и мучеником не стал. Семейное имущество было конфисковано, и он, имея на своем попечении мать и шестерых младших братьев, начал зарабатывать на жизнь преподаванием грамматики и риторики.

Ориген приобщился к интеллектуальной жизни египетской столицы, оставаясь, согласно Евсевию, ревностным и строго православным христианином, всецело поглощенным религиозными и интеллектуальными интересами. Постепенно он сделался кем-то вроде христианского миссионера среди столичной языческой интеллигенции:

Когда Ориген занимался этим... и когда в Александрии некому было принять на себя должность оглашателя, потому что, боясь гонения, все разбежались: тогда пришли к нему некоторые язычники и изъявили желание слышать Слово Божие... Оригену было восемнадцать лет, когда он получил в управление огласительное училище, когда по случаю гонения при александрийском префекте Акиле оказал много пользы и приобрел себе славное имя у всех верующих за ту приязнь и любовь, какую оказывал всем святым, знакомым и незнакомым ему мученикам... Являя такие примеры любомудренной жизни, он естественно возбуждал соревнование и в своих учениках, так что многие и из неверующих, по учености и философии люди известные, были привлечены его учением и, приняв от него искренне, всем сердцем, веру в божественное слово, по случаю тогдашнего гонения прославились: иные же, быв взяты, даже скончались мученически. ("Церковная история", кн. 6, гл. 3)

В это же время Ориген с необычайным рвением предался аскетизму: ходил босой, мало спал, много постился, строго ограничивал свои материальные нужды. Согласно свидетельству Евсевия, тогда же, чтобы избежать соблазна со стороны многочисленных слушательниц училища и приняв буквально слова Христа о «скопцах ради Царства небесного» (Мф.19:12), он привел это изречение в исполнение и оскопил себя, тем самым раз и навсегда «разрешив» проблему половой нравственности - пример фанатического пыла и юношеской незрелости характера.

С течением времени Ориген изменил свое вначале отрицательное отношение к философии, и постепенно под его влиянием александрийское огласительное училище приобрело новый характер, сделавшись чем-то вроде христианского университета. В нем было введено преподавание светских предметов наряду с религиозными, а прием перестал быть ограниченным лишь кандидатами ко крещению - практически школа стала открыта для кого угодно:

К Оригену приходили и многие другие ученые мужи, привлекаемые повсюду разнесшеюся славою его имени, и желали удостовериться в богатстве духовных его познаний. Ревностно внимало ему бесчисленное множество еретиков и немалое число знаменитейших философов, учась у него не только божественной, но и внешней мудрости. Тех своих слушателей, в которых были заметны хорошие дарования, Ориген вводил в круг наук философских, преподавал им геометрию, арифметику и другие предуготовительные предметы, знакомил их с различными системами философов и объяснял написанные ими сочинения, делая на каждое из них свои замечания и взгляды, так что у самих язычников прослыл философом. Напротив, слушателей простых и менее образованных заставлял он изучать науки, входившие в круг обыкновенного воспитания, говоря, что эти знания доставят им немалое облегчение в уразумении и изъяснении божественных Писаний. Для сей-то особенно цели познания светские и философские он почитал нужными и самому себе. ("Церковная история", кн. 6. гл. 18)

По мере того, как расширялись интеллектуальные интересы Оригена, в его школе устанавливалась атмосфера широты взглядов и взаимного уважения между христианами и язычниками. Вот как вспоминает об этом «интеллектуальном рае» выпускник александрийского огласительного училища св. Григорий Чудотворец (епископ Неокесарийский):

Нам ничего не было запрещено, ничто не было от нас сокрыто. Мы пользовались возможностью узнать всякое слово, варварское и эллинское, тайное и явное, божественное и человеческое, кочуя от одного к другому совершенно свободно и исследуя их, пользуясь плодами всего и наслаждаясь богатствами души; было ли это некое древнее учение об истине, или же его можно назвать как-то иначе, - мы погружались в него, полные чудесных видений, будучи снабжены прекрасной подготовкой и умением. Одним словом, это поистине был наш рай... (Из "Обращения" св. Григория к Оригену)

В 212 году Ориген отправился с визитом в Рим, где познакомился и подружился с будущим римским епископом Ипполитом. В 215 году он посетил Аравию (нынешнюю Трансиорданию), а оттуда поехал в Антиохию по приглашению матери императора Септимия Севера Юлии Маммеи. В 216 году, во время гонения Каракаллы. Ориген нашел убежище в Палестине. Преданные ему епископы иерусалимский и кесарийский дали Оригену возможность продолжать преподавательскую деятельность, и он устроил в Кесарии «Александрию в миниатюре», а также занимался изъяснением св. Писания перед собраниями верующих в церквах. Здесь произошло первое столкновение Оригена с церковной иерархией: александрийский епископ Димитрий, недовольный тем, что мирянин учит в церкви, отозвал его обратно в Александрию.

В 231 году Ориген отправился в Грецию и, проезжая через Палестину, принял в Кесарии рукоположение в священники от местных епископов. Рассерженный Димитрий александрийский официально (на двух местных соборах) опротестовал это рукоположение и отлучил Оригена от Церкви на том основании, что, во первых, он, будучи мирянином, проповедовал в присутствии епископов и что, во-вторых, скопец не может быть священником. В 232 году, после смерти Димитрия, Ориген вернулся в Александрию, где был снова отлучен преемником Димитрия. На этот раз Ориген окончательно переехал в Палестину, где многие епископы были его бывшими учениками. Он продолжал свою ученую и преподавательскую деятельность и приобрел такой авторитет, что каждое его слово записывалось стенографами.

Во время Декиева гонения Ориген находился в Тире. Он был арестован, и у Евсевия мы находим описание его пыток:

Но какие и сколько мучений перенес в это гонение Ориген, чем они кончились, когда лукавый демон выводил, против него попеременно всю свою силу, восставал на него со всеми возможными ухищрениями и нападал гораздо более, чем на прочих тогдашних подвижников, - какие и сколько уз и телесных истязаний претерпел он за слово Христово, как страдал в углу темницы от железных на шее цепей и как его ноги в продолжении многих дней были растянуты до четвертой степени на деревянном орудии казни, - с каким мужеством вынес он также угрозы быть сожженным и все другое со стороны своих врагов, - чем все это кончилось, когда судья сильно настаивал, чтобы его никак не лишать жизни, и сколько после того написал он полезнейших сочинений для людей, имевших нужду в утешении, - о всем этом подробно и верно сказано в весьма многих его посланиях. ("Церковная история", кн. 6. гл. 39)

Возможно, что Ориген остался жив благодаря тому, что римские чиновники того времени скорее стремились принудить христиан к отречению от веры, нежели добивались их смерти. В их интересы не входило умножать число мучеников, которых народное почитание сразу делало героями. Во всяком случае Ориген от веры не отрекся, но пытки и тюремное заключение разрушили его здоровье, и он скончался в 253(4?) году в Тире. Хотя его юношеская мечта умереть мучеником не сбылась, он несомненно принадлежит к числу исповедников, т.е. людей, пострадавших за веру. Ориген умер в общении с Церковью, по крайней мере с Палестинской церковью - с александрийским епископом он так никогда и не примирился.

Личность и произведения Оригена как при жизни, так и после смерти были окружены необычайным уважением и авторитетом. Его учение легло в основу многих учений, и еретических, и православных. Его популярность особенно возросла в четвертом веке, в период бурного расцвета христианского богословия, когда все христианские мыслители вдохновлялись им и так или иначе ссылались на его творения. Но поскольку влияние его учения во многом было отрицательным и породило явно еретические формы «оригенизма», он был посмертно осужден как еретик и предан анафеме на поместном константинопольском соборе 543 года при императоре Юстиниане. Десять лет спустя осуждение Оригена было подтверждено на Пятом Вселенском соборе, а сочинения его были объявлены подлежащими уничтожению. Несмотря на это, авторитет Оригена среди христианских мыслителей не был вполне уничтожен, и следы его влияния можно проследить в более позднем богословии как на Западе, так и на Востоке.

2. Произведения Оригена

Многие из сочинений Оригена погибли безвозвратно, а другие дошли до нас в латинских переводах его учеников и поклонников, зачастую смягчавших или искажавших смысл его учения. Ориген был необычайно плодовитым писателем: дошедшие до нас его сочинения занимают четыре тома в собрании Миня.

Важную часть наследия Оригена составляют экзегитические сочинения (толкования и комментарии). К ним относятся прежде всего «Гекзаллы» - составленные Оригеном списки Ветхого Завета, разделенные на шесть столбцов. Проделанная Оригеном работа представляет собой первую в истории попытку критического исследования Библии. «Гекзаллы» в течение веков служили восточным богословам в качестве основного источника ветхозаветной эрудиции.

Комментарии Оригена обнимают почти все св. Писание. Их можно разделить на три группы: схолии (заметки на полях), гомилии или проповеди (до нас дошло 574, из них 20 - в греческом оригинале) и собственно научные комментарии к «Песне песней», к Евангелиям от Матфея и Иоанна и к «Посланию к Римлянам». В своих толкованиях и беседах Ориген пользуется традиционным александрийским методом - аллегорией. Для современного человека этот метод может показаться бесполезным и бессмысленным. Для правильной его оценки необходимо помнить, что Ориген писал для греков и в культурном отношении сам был греком. Он любил Ветхий Завет и бережно относился к малейшим его деталям, но в то же время хорошо понимал, что для его греческих современников необходимость читать ветхозаветную историю не была очевидной. Без этого, однако, они не могли стать христианами и правильно понять христианство. Поэтому Ориген объяснял, что все, даже самые казалось бы незначительные подробности ветхозаветных книг имеют вечный смысл и их нужно понимать символически, как аллегории отвлеченно духовных и истинно важных событий, относящихся ко Христу и Церкви.

Иногда Ориген до такой степени увлекается аллегоризмом, что всецело пренебрегает историческим смыслом текста. Но во многих случаях его духовное толкование стало традиционным христианским толкованием Библии. Писания Оригена также живо говорят о его личности и характере: блестяще образованный эрудит, профессор, с характерно эллинским складом ума, он был влюблен в ветхозаветный текст любовью интеллектуала, был искренне предан Церкви и был очень добросовестным богословом.

Основным апологетическим трудом Оригена является его книга «Против Цельса». Языческий философ Цельс был автором книги «Истинное слово», опровергавшей христианство. Ответный труд Оригена представляет для нас особую ценность, так как в нем сохранилось много цитат из книги Цельса (сама книга до нас не дошла). Таким образом, мы имеем живую и полную картину взаимоотношений между христианами и язычниками в третьем веке. Это тем более интересно, что Цельс был добросовестным мыслителем, хорошо изучившим Библию и христианское учение. «Против Цельса» представляет собой первую серьезную полемику между образованным христианином и язычником-интеллектуалом.

Основные положения Цельса можно свести к следующему. Во-первых, христиане уступают язычникам в отношении богослужений и философии, ибо как в том, так и в другом они опираются на еврейское Писание, которое Цельс считал провинциальным, варварским и нефилософским. Во вторых, Цельс упрекал христиан в демократичности: их учение доступно всем и каждому, тогда как истинная философия - аристократическая дисциплина, доступная лишь немногим избранным. В то же время Цельс одобрял учение о Логосе и христианскую этику. Он призывал христиан влиться в плюралистическое римское общество, сохранив веру в Иисуса Христа, которого он представлял себе кем-то вроде волшебника, совершившего ряд вполне убедительных чудес.

В центре полемики был вопрос об идолопоклонстве и почитании образов. Цельс писал, что, хотя христиане и обвиняют язычников в грубом материализме, сами они намного хуже, так как поклоняются Богу, который был рожден от женщины и появился на земле в человеческом облике. Язычники же, воздвигая статуи своим богам, вполне отдают себе отчет, что эти статуи - не боги, а лишь их изображения. Это первый в истории спор о поклонении изображениям и о религиозном искусстве.

Совокупность взглядов Оригена на основные проблемы веры, христианского мышления и догматики изложены в его большой книге «О началах», само название которой указывает на ее всеохватывающий характер. Книга эта была написана в Александрии между 220 и 230 гг., когда Ориген был уже зрелым человеком и ученым. Полный текст известен нам в латинском переводе Руфина, и лишь небольшие фрагменты дошли до нас в греческом оригинале. Руфин переводил «О началах» как раз в то время, когда среди богословов начали возникать серьезные сомнения в православности многих взглядов Оригена, поэтому его переводу нельзя доверять полностью: Руфин многое смягчал, а местами заведомо искажал мысль своего учителя. «О началах» состоит из четырех частей: в первой излагается учение о Боге, во второй - космология (учение об устройстве мира), в третьей - антропология, в четвертой - христианское откровение (философия св. Писания, принципы экзегетики и т.д.).

Учение о св. Троице Ориген излагает в трактате «Диалог с Гераклитом» - сочинении столь двусмысленном, что во время арианского спора на него будут ссылаться как еретики, так и православные отцы, сторонники Никейского собора.

К духовным сочинениям Оригена можно отнести трактат «О молитве» и «Комментарий на молитву Господню». Классическое сочинение «О молитве» стало особенно популярным в монашеской среде. В нем обсуждаются пути к единству с Богом, описываемые в неоплатонических категориях как возвращение души к Богу.

3. Сущность философии Оригена

В философской системе Оригена христианская истина впитала в себя черты александрийского неоплатонизма. Идеалом философской системы является монизм: достижение единства между Богом и миром. Средством же был градуализм: введение опосредованных ступеней и прежде всего Логоса. Оригенизм был равнозначным явлением по сравнению с филонизмом: то, чем для иудеев была система Филона, а для греков - философская система Плотина, тем для христиан была философская система Оригена. Христианская философия, построенная по александрийской схеме и, возможно, наименьшим образом от нее отличающаяся,- это и есть оригенизм.

В частности, концепцию Оригена формировали: теория христианства - как знания; Бога - как неизменного и непознаваемого бытия; Христа - как Божественного Логоса и как творца мира; мира - как вечного; души - только в случае падения соединенной с телом; зла - как отвращения от Бога; истории мира - как падения и обращения духов, спасения, получаемого посредством познания; конца истории - как апокатастаза. При целостном принципиальном неоплатонизме этой философской системы в ней проявились, однако, собственно христианские черты: так, например, вопреки античному универсализму, формировалось более индивидуальное понимание мира, а вопреки детерминизму - убеждение в свободе духа.

Взгляды.

1. Логос. Ориген обосновал соответствие откровения, на которое опирается вера, разуму, на который опирается знание, соответствие учения об откровении христиан с учением о разуме греков. Исходя из этого принципа и используя греческие связи, он построил здание христианского знания. Христианские принципы достаточно просто соотносились с тем религиозно окрашенным взглядом на мир, который был распространен среди александрийских греков III в. Но был один пункт, который разделял Писание и философию: это учение о приходе в мир Богачеловек а. Если бы не это обстоятельство, христианская философия могла бы воспринять систему варваров или александрийских иудеев, неопифагорейцев или Филона. Между тем, оперирующий только самими абстракциями александрийский идеализм должен был быть приспособленным к этому факту, содержащемуся в Библии.

С помощью какого понятия философия, для которой Бог и человек были острым противоречием, могла воспринять Богачеловека? Для этой цели подходило только одно понятие - понятие Логоса, которое в греческих и иудейских спекуляциях являлось опосредующим звеном между Богом и человеком. Концепция Логоса, введенная в христианское учение для обоснования Богачеловека, вместе с тем использовалась для разрешения метафизических проблем, прежде всего отношения Бога к миру. Уже у некоторых апологетов возвышенное понимание Бога склоняло их к отрицанию того, что Бог является творцом мира, поскольку совершенная причина не может иметь несовершенных следствий. По примеру нехристианских александрийских философских систем, в соответствии с которыми мир с помощью Логоса выделился из Бога, Логос ив христианских философских системах стал п осредником в творении: не БогОтец, а СынЛогос является непосредственным творцом мира. Таким образом, эта философская система не многим отличалась от варварских александрийских философских систем и гностицизма; Христос оказался включенным в иерархическую систему как одна из гипостаз, как этап в выделении мира из Бога. Он стал пониматься как Бог, однако не первичный, поскольку может стать телесным и войти в изменяющийся мир, в то время как БогОтец остается неизменным и внемировым бытием.

В соответствии с этими метафизическими спекуляциями на второй план отошла жизнь Христа, которая составляла их исходный смысл; сотериологическая роль Христа была замещена космологической, из спасителя мира он превратился в его метафизический элемент. В этом переосмыслении факта Евангелия в метафизическую спекуляцию принимали участие многие из христианских писателей, но больше всего - Ориген.

2. Бог и мир. Философская система Оригена состояла и з трех частей:!) Бог и Его откровение в творении; 2) падение сотворенного и 3) возвращение с помощью Христа к исходному состоянию. Рамки системы, следовательно, были эллинистическими, типично александрийской была схема падения и возвращения, но в эти рамки было включено христианское содержание - искупление с помощью Христа.

1) Бог, в концепции Оригена, был далеким и абстрактным, высшим из всего того, что известно, и поэтому непонятным по своей сущности и познаваемым лишь через отрицание и опосредование, в противоположность обыденным вещам, которые разнородны, изменяемы, конечны и материальны. Бог же является единым, неизменным, бесконечным, нематериальным. К этим повсеместно признанным среди александрийских философов характеристикам Бога Ориген добавил другие, собственно говоря, христианские качества: Бог есть доброта и любовь.

2) Христос-Логос является для Оригена гипостазой бытия, «вторым богом» и первой ступенью в процессе перехода от Бога к миру, от единства к множеству, от совершенства к несовершенству. Христос Логос выделился из Бога, и, в свою очередь, из него выделился мир; он является творцом мира. В этой спекулятивной теории Логоса содержится наиболее возбуждающая интерес точка зрения оригенизма - особая христианская вера сведена здесь к обобщенной концепции эллинистических философов. Однако оригеновская концепция Логоса обладала собственно христианскими чертами: в соответствии с ними Логос был не только творцом мира, но и его спасителем.

3) Мир появился целиком из Бога. Не только
души, которые являются его наиболее совершенной частью, но даже и материя (вопреки гностикам) является божественным творением, следовательно, он был сотворен из ничего. Однако, будучи сотворенным,- по идее греческой философии,- он вечен ив силу этого не имеет начала, так же как и Бог. Либо - таким образом Ориген аргументировал вечность мира - с тех пор как существует Бог, должно существовать и поле его деятельности. Мир является вечным, но не вечен ни один из его видов: тот определенный мир, в котором мы живем, когда-то появился и когда-нибудь погибнет для того, чтобы уступить место новому. Наш мир отличается от всех других миров, поскольку только в нем Логос становится человеком.

3. Падение и спасение душ. Души появились вместе с материальным миром и сотворены от века. Они не только бессмертны, но и вечны; они имеют, по представлениям Платона, преэкзистенцию. Чертой сотворенных душ является свобода. В то же время добро не присуще их природе: исходя из своей свободы они могут быть использованы как для добра, так и для зла. Природа всех душ одинакова, если одна из них является высшей, то другие -низшими, если есть между ними добро и зло, то это следствие их свободы: одни используют ее, чтобы пойти за Богом, другие - нет; в целом же, ангелы пошли за Богом, а люди - против него. Их падение явилось переломным моментом в истории мира, поскольку Бог принизил души и, принижая, соединил их с материей. В любом случае сила Бога преобладает над материей и злом, и с помощью Логоса все души будут спасены. После отлучения от Бога наступил второй период в истории мира: возвращение к Богу, поскольку зло в конечном счете только негативно и только отвращает от Бога, от совершенства и полноты бытия; чтобы этого избежать, необходимо души обратить к Богу. Путь обращения идет через познание; в этом выражался греческий интеллектуализм, который был отражен Оригеном. По его мнению, познание содержится в христианском учении. По аналогии с варварскими александрийскими системами, Ориген утверждал, что концом истории мира будет апокатастаз, или всемирный поворот к первичному источнику, к Богу. Эта перспектива поворота к совершенству и счастью придавала системе Оригена определенный оптимизм.

4. Оппозиция против оригенизма и его влияние

Эта философская система также оказалась несоответствующей усилиям христианского учения. Апологеты нашли решения для отдельных проблем христианской философии, но соединение проблем в философскую систему, на что решился Ориген, уводило в сторону от правоверного учения. Представители церковной традиции были вынуждены выступить против учения Оригена. Первым его осудил епископ Теофил в Египте; этот факт впоследствии сыграл значительную роль в истории теологии и христианской философии. Наиболее решительным и деятельным противником оригенизма проявил себя епископ Мефодий. Он отрицал вечность мира, преэкзистенцию душ, естественное равенство всех духов, спекулятивную теорию падения человека, трактовку тела как узилища души. В Риме взгляды Оригена были осуждены в 399 г. В завершение всего V Собор подтвердил его отрешение.

Несмотря на это, влияние Оригена было очень сильным. Все более поздние системы греческой патристики находились в общей конструктивной зависимости от его воззрений, хотя и высказывали гетеродоксальные взгляды. Прежде всего к последователям Оригена принадлежали Отцыкаппадокийцы. Он был образцом в стремлении к системе и в согласовании христианской истины с выводами философии. Все то, что в более поздней христианской философии было неоплатонизмом, явилось только разновидностью взглядов Оригена.

Церковная традиция, которая отвергла доктрину Оригена, вынуждена была создать другую, чтобы ее заместить. Речь прежде всего шла о принципиальном для христианства учении о Христе, Его божественности и человечности. В христологических идеях в первые века не было недостатка: существовал адаптационистский взгляд, в соответствии с которым Христос не был Богом, а был только человеком, которого Бог усыновил; имел место модалист. ский взгляд, по которому Христос был не отдельной личностью, а лишь проявлением единого Бога; докетический взгляд, в соответствии с которым Христос реально не существовал и как человек он был только явлением. Этим взглядам давалось философское обоснование. Например, адаптациане ссылались на Аристотеля, а медалисты - на стоиков и их номиналистские теории.

Над всеми этими идеями верх взяла эллинистическая теория платоновского типа. Она пользовалась понятием Логоса, модифицируя теорию Оригена, но строилась по той же схеме, на тех же самых основаниях, что и у него; она отбрасывала субординационизм Оригена, а это означало понимание Христа как подчиненного, более низкого по статусу, чем БогОтец. Удовлетворительную формулу нашел Тертуллиан: Бог и Христос являются двумя разными особами (гипостазами), но единой субстанцией. Первая часть этой формулы соответствовала взглядам Оригена, вторая - отличалась от них. Церковь приняла решение Тертуллиана, заменив единую формулу бинарной через тройственную. Она установила догмат Святой Троицы. С помощью этого решения христология и всё церковное учение не порвали с принципиальными устремлениями Оригена, а, напротив, разделили их; Церковь стояла на позициях эллинистической философии - с одним, но принципиальным ограничением: гомоузией, или сосубстанциональностью божественных особ. Гомоузия была результатом философских ожиданий, но для человеческого ума оставалась чем-то непонятным.

Аналогично была решена вторая равнозначная проблема: отношение Богачеловека не только к божественной природе, но и к человеческой. Ириней указал путь решения, и нашел соответствующую формулу, выведенную с учетом юридической казуистики Тертуллиана, благодаря ему появилось учение о «двух природах» Христа. То, что Христос является одновременно Богом и человеком, что в одной особе действительно связывается божество и реальный человек, стало предметом веры, обязывающим христиан принять и другие догматы, такие как единство Бога, единство Бога и Творца, творение из ничего, появление зла из свободы, спасение с помощью Христа, воскрешение всего целостного человека.

Намерения Оригена были выполнены, хотя и не в том виде, который он им придал. Над верой Евангелия появилась спекулятивная надстройка. В ней сотериологическая точка зрения отошла на второй план, философские проблемы взяли верх над всеми остальными: прежде всего проблема познания над проблемой спасения, а философские абстракции над конкретными идеями Библии. Боялись того, что факты, которые давало Евангелие, будут переведены в символы, что Бог, понятый как истинное бытие и причина мира, заслонит собой Спасителя. Тогда могло случиться то, что христианское учение явилось бы лишь одной из разновидностей античного идеализма. Этому помешало особое моральное учение христианства, а также таинство Христа, заключенное в учении о гомоузии. Собственно и таинство, опирающееся в объяснении на помощь старой чисто рациональной философии, требовало и привело к созданию особой христианской философии.

Заключение

Признавая в Оригене одного из величайших богословов всех времен, повлиявшего на все дальнейшее развитие христианской мысли, нужно сказать, что и он на этом поприще преуспел не вполне - его учение во многих пунктах отклонилось от основного смысла христианского откровения. Кроме того, в более поздние времена «оригенизм» дал начало многим другим разнообразным течениям, не совместимым с православием. Но тем не менее трудно переоценить величие личности Оригена - и как замечательного христианского мыслителя, и - как просто привлекательного человека.

Список литературы

1. Гараджа В.И. Религиоведение. - М., 2005.

2. Гараджа В.И. Социология религии. - М., 2005.

3. Основы религиоведения / Под ред. И.Н. Яблокова. - М., 2007.

4. Радугин А.А. Введение в религиоведение. - М., 1997.

5. Розанов В.В. Религия. Философия. Культура. - М., 2007.

6. Самыгин С.И., Нечипуренко В.Н., Полонская И.Н. Религиоведение: социология и психология религии. - Ростов на Дону, 2003.

ОРИГЕН

ОРИГЕН

(Origenus) (ок. 185 - 253 или 254) - христианский теолог, и ученый, представитель ранней патристики. Изучал антич. философию (по некоторым сведениям, в школе Аммония, из которой вышел также Плотин). С 217 возглавлял христианскую школу в Александрии, но в 231 подвергнут осуждению со стороны александрийской и др. церквей, после чего перенес свою преподавательскую в Палестину (в г. Кесарию). Во очередной волны антихристианских репрессий был брошен в тюрьму и подвергнут пыткам, от которых вскоре умер.
Перечень соч. О. включал около 2000 «книг» (в антич. смысле слова). В работе по критике текста Библии О. выступил как наследник александрийской филологической и одновременно как основатель библейской филологии. Философия О. - стоически окрашенный . Чтобы согласовать его с верой в Библии, О. вслед за Филоном Александрийским разрабатывал доктрину о трех смыслах Библии - «телесном» (буквальном), «душевном» (моральном) и «духовном» (философски-мистическом), которому отдавалось безусловное предпочтение. Сотворение мира Богом О. толковал как вечно длящийся акт: прежде этого мира и после него были и будут др. миры. Эсхатологический О. отразился в учении о т.н. апокатастасисе, т.е. о неизбежности полного «спасения», просветления и соединения с Богом всех душ и духов (как бы независимо от их воли), включая дьявола, и о временном характере адских мук. Доктрина О. об аскетическом самопознании и борьбе со страстями оказала сильное влияние на монашеской мистики в 4-6 вв., а выработанная им понятий широко использовалась при построении церковной догматики (у О., напр., впервые встречается «богочеловек»). В эпоху расцвета патристики приверженцами О. были Евсевий Кесарийский, Григорий Назианзин и особенно Григорий Нисский. Др. теологи резко осуждали О. за «еретические» мнения (учение об апокатастасисе) и за в состав христианской догмы несовместимых с ней тезисов антич. философии (в частности, платоновского учения о предсуществовании душ). В 543 О. был объявлен еретиком в эдикте императора Юстиниана I; однако влияние его идей испытали многие мыслители Средневековья.

Философия: Энциклопедический словарь. - М.: Гардарики . Под редакцией А.А. Ивина . 2004 .

ОРИГЕН

(-) (ок. 185, Александрия, - 253 или 254, Тир) , христ. теолог, философ и учёный, представитель ранней патристики. Изучал антич. философию (по некоторым сведениям, в школе Аммония, из которой вышел также Плотин) . С 217 возглавлял христ. школу в Александрии, но в 231 подвергнут осуждению со стороны александрийской и др. церквей, после чего перенёс свою преподават. деятельность в Палестину (вг. Кесарию) . Во время очередной волны антихрист. репрессий был брошен в тюрьму и подвергнут пыткам, от которых вскоре умер.

Перечень соч. О. включал ок. 2000 «книг» (вантич. смысле слова) . В работе по критике текста Библии О. выступил как наследник александрийской филологич. традиции и одновременно как основатель библейской филологии. Философия О. - стоически окрашенный платонизм. Чтобы согласовать его с верой в авторитет Библии, О. вслед за Филоном Александрийским разрабатывал доктрину о трёх смыслах Библии - «телесном» (буквальном) , «душевном» (моральном) и «духовном» (философски-мистическом) , которому отдавалось безусловное предпочтение. Сотворение мира богом О. толковал как вечно длящийся акт: прежде этого мира и после него были и будут др. миры, Эсхатологич. оптимизм О. отразился в учении о т. н. апокатастасисе, т. е. о неизбежности полного «спасения», просветления и соединения с богом всех душ и духов (как бы независимо от их воли) , включая дьявола, и о временном характере адских мук. Доктрина О. об аскетич. самопознании и борьбе со страстями оказала сильное влияние на становление монашеской мистики в 4- 6 вв. , а выработанная им система понятий широко использовалась при построении церк. догматики (у О., напр. , впервые встречается термин «богочеловек») . В эпоху расцвета патристики приверженцами О. были Евсевий Кесарийский, Григорий Назианзин и особенно Григорий Нисский. Др. теологи резко осуждали О. за «еретич.» мнения (учение об апокатастасисе) и за включение в состав христ. догмы несовместимых с ней тезисов антич. философии (в частности, платоновского учения о предсуществовачии душ) . В 543 О. был объявлен еретиком в эдикте императора Юстиниана I; однако влияние его идей испытали многие мыслители средневековья.

в рус. пер. : Творения О., в. 1 - О началах, Каз., 1899 ; Против Цельса, ч. 1, Каз., 1912.

Болотов В., Учение О. о св. Троице, СПБ , 1879 ; История философии, т. 1, М., 1940 , с. 390-81; Volker W., Das Vollkommenheitsideal des Origenes, Tub. , 1931 ; DanielouJ., Origene, P., 1948.

Философский энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия . Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов . 1983 .

ОРИГЕН

(Origenes)

( . 185, Александрия – . 254, Тир) – древнегреч. отец церкви и философ; сначала (203 – 231) был наставником древней христ. теологической школы в Александрии (см. Александрийская философия), а затем настоятелем основанного им в 232 монастыря в Кесарее (Палестина); был обвинен ортодоксами в . Завершает раннее сравнительное, апологетическое христ. , выступавшее уже как система, – это выражается в его полемическом труде, направленном против Цельса, в изучении Библии, в толковании им религиозных памятников с использованием учения гностиков и неоплатоников, особенно учения о логосе. Бог – это действующее провидение; Христос не избавитель, а ; Святой Дух является своеобразным посредником между Христом и миром, человечеством, осуществляющим превращение Святого Духа в Бога. Избр. произв. изданы де ла Ру (4 т., 1733-1759) и Ломматцшем (25 т., 1831-1848).

Философский энциклопедический словарь . 2010 .

ОРИГЕ́Н

(Ὠριγένης) (185–253) – античный философ и теолог, представитель доникейской патристики, активный борец против язычества, автор первой сводки догматич. богословия, О. использовал для целей догматики популярный в его время стоич. платонизм, связанный с чисто языческими традициями. Мученически погиб во время одного из гонений на христиан.

В области философии ему, как и его товарищу по филос. школе Плотину, принадлежит неоплатонич. учение об абсолютном единстве бога, превышающем всякое расчленение и, следовательно, всякое , а также о необходимости раскрытия этой непознаваемой "монады", или "отца", превышающего всякую , в ее познаваемых проявлениях. Сходясь в этом учении с неоплатонизмом и христ. ортодоксией, О. расходился особенно с последней в трактовке отношения трех ипостасей. В то время как христ. , хотя и признавала раздельность в боге, но отрицала всякую неравноценность отдельных моментов этого разделения, т.е. обязательно признавала, как тогда говорили, полную единосущность ипостасей божества, О. третью поставил ниже второй, вторую – ниже первой. Получалось так, как если бы мы сказали, что в одних случаях есть , а в других – не есть движение, или что законы живой и неживой природы хуже, слабее и ниже законов человеч. жизни. Еще дальше от христ. ортодоксии и ближе к языч. учениям О. оказался в области космологии: признавая извечность творения, он учил и о вечности материи, что считалось тогда уже ересью, отступлением от христианства. Противоречивость воззрений О. сказалась и в том, что христ. учение о грехопадении он соединял с традиц. языческой иерархией и эманацией космоса, переходившего от чистого огня и духа к постепенному охлаждению в душах и телах и к предельному охлаждению в злых духах тьмы. Вопреки христ. традициям О. признавал не единств. , но бесконечное возникающих друг за другом миров, относя традиц. учение о кончине мира, только к нынешнему его состоянию. В полном противоречии с церк. традицией О. не считал положительной силой, а только ослаблением божеств. эманации в мире, причем силой логоса это ослабление уничтожается, и всякое в конце концов восстановится в первоначальной чистоте и спасется. Этот " ", т.е. окончательное восстановление всего и всех, несмотря на грехопадение и независимо от воли сотворенных существ (так что даже и Сатана спасется) было у О., можно сказать, полным, хотя и невольным разрывом со всей церк. традицией, отличаясь яркими нертами языч. пантеизма.

Таким образом, О. стремился совместить христ. учение о надмирном божестве как абсолютном и личном духе с учением стоич. платонизма о мировом огненном разуме со всеми его внутримировыми истечениями и даже с вечным круговоротом душ и тел; при этом даже для самого божества утверждалась субординации, т.е. наличия также и в нем неравноценных ступеней. Этот доникейский субординационизм, достигший своей окончательной формулировки в арианстве, был сурово и непримиримо осужден на Никейском соборе, и все ариане во главе со своим вождем Арием были преданы анафеме. Но О. не стал также и неоплатоником. Этому помешал как его стоич. платонизм, всегда отличавшийся больше натурализмом, чем диалектикой, так и его глубочайшая убежденность в истине христ. веры, еванг. истории и всей церк. догматики. Это навсегда удалило его от неоплатонизма и помешало воспользоваться его диалектикой.

Соч.: Migne, PG, t. 11–17; Origenes" Werke, Bd 1–11, Lpz., 1899–1937 (Die griechischen christlichen Schriftsteller der ersten drei Jahrhunderte); в рус. пер. – Творения О., вып. 1 – О началах, Каз., 1899; Против Цельса, ч. 1, Каз., 1912.

Лит.: Лебедев Н., Соч. О. против Цельса, М., 1878; Елеонский Ф., Учение О. о божестве сына божия и духа святого, СПБ, 1881; Болотов В., Учение О. о св. Троице, СПБ, 1879: Redenpenning Ε. В.., Origenes. Eine Darstellung sei nee Lebens und seiner Lehre, Abt. 1–2, Bonn, 1841–46; Denis J., De la philosophie d"Origène, P., 1884; Poschmann В., Die Sündenvergebung bel Origenes, Brauensberg, 1912; Faye Ε. de, Origène, sa vie, son oevre, sa pensée, v. 1–3, P., 1923–29; Miura-Stange Α., Celsus und Origenes. Das Gemeinsame ihrer Weltanschauung..., Giessen, 1926; Bardy G., Origène, P., 1931; Völker W., Das Vollkommenheitsideal des Origenes, Tübingen, 1931: Cadiou R., Introduction au système d"Origène, P., 1932; Lieske Α., Die Theologie der Logosmystik bei Origènes, Münster, 1938; Daniélou J., Origène, P., 1948; Harl M., Origène et la fonction révélatrice du verbe incarné, ; Reincarnation. An East-West anthology, ed. by J. Head and S. Cranston, N. Y., 1961.

А. Лосев. Москва.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. - М.: Советская энциклопедия . Под редакцией Ф. В. Константинова . 1960-1970 .

ОРИГЕН

ОРИГЕН (Ώριγένης) (ок. 185 - ок. 254, Тир) - раннехристианский философ, богослов и экзегет. Родился в христианской семье, вероятно в Александрии. В молодости был преподавателем грамматики и риторики, одновременно изучал философию (по сообщению Порфирия - в школе Аммония Саккаса). С 217 руководил катехетической школой в Александрии, однако в 231 был осужден и отлучен александрийской церковью. Это вынудило Оригена переселиться в Кесарию Палестинскую, где он основал школу, подобную александрийской. Во время гонения императора Деция он был брошен в тюрьму, подвергся пыткам и вскоре умер.

По объему написанного Ориген превзошел всех раннехристианских отцов Церкви: перечень его сочинений включал 2000 “книг”. Основная деятельность Оригена была посвящена библейской экзегезе. Будучи обеспечен со стороны богатых христиан стенографами и переписчиками и опираясь на александрийскую филологическую традицию, он составил критическое издание Ветхого Завета - “Гексаплу”, включающую шесть параллельных текстов: два еврейских оригинала и четыре греческих перевода. Ориген написал толкования почти на все книги Библии. Толкования были трех типов: схолии - короткие замечания по поводу трудных мест, гомилии - популярные беседы и проповеди и, наконец, комментарии в современном смысле, некоторые из которых достигали объема обширного богословского трактата. Из этого огромного труда сохранилась только незначительная часть: небольшое гомилии и фрагменты комментариев на книгу Песни песней и на Матфея и Иоанна. Следуя платоновской трихотомии, Ориген различает в Писании три смысла: телесный, илибуквальный, душевный, илинравственный, и духовный, илиаллегорическо-мистический. Он пользуется аллегорическим методом экзегезы, считая, что в Писании все имеет духовный , но не все - буквально-исторический, и самый малейший эпизод истории Ветхого Завета есть и образ земных или небесных событий истории спасения. Писание, как и человеческая Христа, - один из способов присутствия божественного Логоса в этом мире, и степень его духовного понимания соответствует достигнутой ступени духовной жизни.

“О началах” Оригена представляет собой первый в истории христианской систематический богословский трактат, который, однако, не является чисто догматическим изложением учения Церкви. Ориген исходит из предпосылки, что верующий свободен в своих размышлениях относительно истин веры, которые только утверждались, но не определялись апостолами. Он в первую очередь исходит из идеи Бога как монады, но одновременно утверждает и Его троичность, в своем понимании Троицы являясь субординационистом: Отец для него - “собственно Бог”, Сын - “второй Бог”, а Святой Дух - меньше Сына. Для Оригена не существует четкого различия между творением и рождением, поэтому понятия рожденности и единосущности Сына Отцу (термин впервые введен Оригеном), которые он употребляет, не имеют для него решающего значения. Бог в силу своего всемогущества и благости не может оставаться неактивным, поэтому Он является Творцом. Творение Ориген мыслит как вечный акт: до нашего мира и после него были и будут другие миры, т. о., мироздание является совечным Богу. Это означает, что Бог не является полностью трансцендентным твари. Будучи благим, Бог изначально сотворил равные друг другу духовные существа или умы с помощью божественного Логоса. Свобода, которой обладали духи, привела к тому, что они отвратились от созерцания Бога и т. о. более или менее удалились от Него и друг от друга. Глубина падения определила судьбу каждого духа: одни стали ангелами, другие сошли в человеческие тела, третьи стали демонами. В соответствии с этим падением был роздан мир. За падением должно следовать или восстановление (апокатастасис), которое Ориген понимает как возвращение духов в первоначальное блаженное единства с Богом, чтообеспечивается Божественным провидением, а поскольку никто из духов полностью не лишен разума и свободы, постепенно спасены будут все, включая Сатану. Спасителем является Христос, воплотившийся Сын Божий, или Логос. В своей христологии Ориген утверждает, что единственный из всех духов, который сохранил свое изначальное с божественным Логосом, как тварный Его носитель, стал той человеческой душой, душой Христа, в которой Сын Божий воплотился на земле. Христос представляется Оригену скорее педагогом, чем искупителем, поскольку спасение заключается в постепенном всеобщем восстановлении путем увещания и внушения. Однако восстановление не является окончательным: в силу своей свободы духи снова могут пасть и весь повторится снова.

Т. о., богословская система Оригена определена, с одной стороны, понятием свободы, а с - понятием постепенного Откровения и медленного и постепенного воспитания духовных существ. Целью человеческой жизни является Бога, которое достигается борьбой и освобождением от страстей. Это учение Оригена об аскетической жизни повлияло на всей монашеской традиции, а его богословские и экзегетические представления нашли в трудах позднейших отцов Церкви. Тем не менее споры о православности Оригена не утихали и после его смерти. Особое неприятие вызывали его тезисы о всеобщем апокатастасисе, существовании душ прежде тел и временности адских мук. В эдикте 543 г. император Юстиниан осудил Оригена как еретика, что было подкреплено аналогичным решением Пятого вселенского собора (553).

В христианской семье. Изучал под руководством своего отца, Леонида, священные тексты. В 202 году Леонид был убит. С 203 года Ориген начинает учительствовать в теологической школе, он спал на голой земле, постился, не носил обуви, не имел смены одежды. Но он пользовался популярностью у женщин и не хотел, чтобы это неправильно истолковывалось. Есть версия, что, поняв буквально слова Иисуса: «Есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного» (Мф. ), - он оскопил себя , хотя официальных подтверждений или опровержений этому нет. Некоторые историки [кто? ] полагают, будто бы оскопление - это слухи, распускаемые врагами Оригена.

Он изучал античную философию (по некоторым сведениям, в школе Аммония , из которой вышел также Плотин). С 217 года Ориген возглавлял христианскую школу в Александрии. Ориген был рукоположен в сан пресвитера . В Александрии Ориген был подвергнут жестоким истязаниям со стороны язычников-эллинов. Язычники схватили Оригена, обстригли его наголо и посадили его при входе в языческий храм Серапеум , заставив раздавать пальмовые ветви приходившим для служения и поклонения идолу. Взяв ветви, Ориген громким голосом и дерзновенно говорил: «Идите, примите не идольскую ветвь, а ветвь Христову». Язычники хотели отдать Оригена эфиопу на осквернение его тела, не в силах стерпеть такого поругания, Ориген закричал, что он скорее готов принести жертву идолу. Не совсем по желанию Оригена, но жертвоприношение произошло: язычники, положив на руку Оригену ладан, а затем сами сбросили его с руки на очаг жертвенника; по суду исповедников и мучеников, он лишен был тогда славы мученичества и извержен из Церкви - в 231 году Ориген был подвергнут осуждению на Александрийском поместном соборе , после чего перенёс свою преподавательскую деятельность в Палестину (в г. Кесарию). Священноначалие Иерусалимской церкви убеждало Оригена проповедовать в церкви. Ориген встал и произнес в церкви только одно следующее изречение: «Грешнику же говорит Бог: "что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои"» (Пс. ). Затем, согнув книгу, отдал её и сел с плачем и слезами. Вместе с ним плакали и все. В Палестине Ориген познакомился с одним из знатных и богатых придворных - Амвросием. Амвросий не принадлежал к Церкви, а был по разным источникам последователем или Маркиона , или Савеллия . Ориген убедил Амвросия отказаться от ереси и присоединиться к Церкви. Амвросий был учёным и ревностным к изучению Священного Писания. Амвросий оценил выдающейся ум, способности и знания Оригена и предложил Оригену заняться изучением и толкованием Священного Писания за его счёт. Ориген согласился на предложение. Ориген поселился в Тире Финикийском, где в течение двадцати восьми лет провёл жизнь в трудах, собирая, изучая и изъясняя Священное Писание. Амвросий целиком и полностью обеспечил Оригена всем необходимым, он оплачивал письменные принадлежности и труды, не только Оригена, но и труды скорописцев и помощников Оригена.

Во время очередной волны антихристианских репрессий при императоре Деции , Ориген был брошен в тюрьму в городе Тир (современный Сур в Ливане) и подвергнут пыткам, от которых вскоре умер.

Император Юстиниан и осуждение Оригена

Образцовая святость жизни Оригена и мученическая кончина способствовали его популярности в монашеских кругах. Наиболее авторитетными центрами распространения оригенизма становятся палестинские монастыри Мар-Саба (лавра Саввы Освященного) и Новая Лавра в Фекое близ Вифлеема . Однако епископ Иерусалимский Пётр посылает доклад императору Юстиниану об «оригенической болезни своих монахов». В это же время в Константинополь прибывает апокрисиарий римского папы диакон Пелагий и активно выступает против оригенизма. Желая спасти религиозное единство империи, Юстиниан «решил использовать полностью своё право христианского василевса нажимать на иерархическую и богословскую среду, склонную поднять опасную волну безысходных и длительных споров» .

Учение

Ориген завершает раннее сравнительное, апологетическое христианское богословие , выступавшее уже как система - это выражается в его полемическом труде, озаглавленном «Против Цельса », в изучении Библии , в толковании им религиозных памятников с использованием учения гностиков и неоплатоников , особенно учения о Логосе :

Перечень сочинений Оригена включал около 2000 «книг» (в античном смысле слова, то есть частей). Философия Оригена - стоически окрашенный платонизм . Чтобы согласовать его с верой в авторитет Библии, Ориген вслед за Филоном Александрийским разрабатывал доктрину о трёх смыслах Библии:

Выработанная Оригеном система понятий широко использовалась при построении церковной догматики (у Оригена, например, впервые встречается термин «Богочеловек »).

Эсхатологический оптимизм Оригена отразился в учении о циклическом времени , или апокатастасисе , которое предполагает, что посмертное воздаяние и ад относительны, так как Бог по своей благости в конечном счёте спасёт от адских мук не только праведников, но и всех людей, всех демонов и даже самого Сатану .

Предсуществование душ

По мнению профессора богословия протодиакона А. В. Кураева , учение Оригена о предсуществовании души не было учением о реинкарнации , в том смысле, в котором её понимают платоники , индуисты или буддисты . Ориген предположил, что Бог творит бесконечную последовательность миров; но каждый мир конечен и ограничен. Миры существуют не параллельно; по окончании одного мира получает начало другой .

Если в более ранней книге Оригена «О началах» (230 г.) и присутствуют «реинкарнационные фрагменты», то в последующих своих произведениях («Толкование на Послание к Римлянам » (ок. 243 г.), «Толкование на Евангелие от Матфея » (249 г.), книга «Против Цельса » (249 г.) ) Ориген выступает с резкой критикой доктрины реинкарнации :

Допущение метемпсихозы или перевоплощения душ несовместно с кончиной мира, которую ясно утверждает Писание. Ибо если предположим, что всякая душа в течение нынешнего порядка вещей от начала и до конца мира воплощается не более как два раза, спрашивается: зачем она воплощается во второй раз? Затем ли, чтобы понести наказание за грехи первой жизни во плоти? Но если нет другого способа наказания души кроме послания её в тело, то очевидно ей пришлось бы воплощаться не два или три, а бесконечное число раз, и тогда уверению св. Писания, что небо и земля мимо идут, нет никакой возможности получить своё исполнение. Но допустим и противное, то есть что души посредством воплощений будут все более и более усовершаться и очищаться, и что постепенно все более будет возрастать число душ, не нуждающихся уже больше в телах, чем само собой приблизится наконец то время, когда живущих во плоти душ или вовсе не будет, или будет очень мало; но в таком случае как же получат своё исполнение слова Писания, которое говорит, что суд Божий застанет в живых множество грешников, и что пред кончиной мира возрастет и переполнится мера беззаконий на земле? Затем, грехи тех, которых застанет кончина мира, будут наказаны по Писанию, не перемещением из тела в тело, а совершенно иным образом. Итак, если защитники перевоплощения допускают кроме описываемых в слове Божием наказаний ещё наказание переселением в новые тела, - то пусть покажут нам причины этого двойного наказания Или же, что вернее, грешившие в телах будут нести наказание вне своих тел сами в себе в глубине собственной души своей.

- «Толкование на Матфея» 13.1 // PG XIII, 1088ab и 1089bc

Аналогичные размышления есть и в оригеновых толкованиях на Песнь Песней :

Далее, некоторые изыскивают здесь: облачается ли душа в тело единожды, и после того как она покинет его, не ищет его более, или же, однажды получив и покинув его, воспринимает его снова? И если она воспринимает его вторично, воспринимает ли она его навсегда или однажды снова придет день, когда она его снова отбросит? Но если, согласно авторитету Писания конец мира близок, и если сие тленное состояние сменится нетленным, то не кажется сомнительным, что в состоянии нынешней жизни она не может войти в тело во второй или в третий раз. Ибо, если это допустить, то необходимо воспоследует, что вследствие продолжительного такого рода последствий мир не будет иметь конца.

- «Беседы на Песнь песней». 2,5,24)

Также А. В. Кураев подчёркивает, что в своём труде «О началах», в котором Ориген изложил свою теорию, он ясно провёл грань между учением Церкви и своими гипотезами: «впрочем, сам читатель пусть тщательно обсудит и исследует то, что сказали мы относительно обращения ума в душу и прочее, что, по-видимому, относится к этому вопросу; а мы, со своей стороны, высказали это не в качестве догматов, но в виде рассуждения и изысканий» . «Мы скорее предложили читателю мысли для обсуждения, нежели дали положительное и определённое учение» . «Что касается нас, то это - не догматы; сказано же ради рассуждения, и нами отвергается: сказано это только затем, чтобы кому-нибудь не показалось, что возбуждённый вопрос не подвергнут обсуждению» .

Учение о Троице

В своей книге «О началах» Ориген признавал Иисуса Христа единородным Сыном Бога и от него рождённым, «однако без всякого начала». Он также пишет: «Это рождение - вечное и непрерывающее наподобие того, как сияние рождается от света. Ибо Сын не есть Сын по усыновлению извне чрез Святого Духа, но Сын по природе».

Оригенизм

В течение столетия, последовавшего за смертью Оригена, многие ведущие богословы, избегая упоминания имени Оригена, перефразировали его мысли в своих собственных сочинениях. В IV веке его взгляды излагал Эвагрий Понтийский , а от него они перекочевали в сочинения святого Иоанна Кассиана . Епифаний Кипрский , убежденный противником Иоанна Златоуста епископом Александрийским Феофилом , напротив, видел в Оригене источник всевозможных ересей и ок. 375 г подверг его «вольнодумство» систематической критике. Выполненный в конце IV века Руфином перевод на латынь оригеновского трактата «О началах» вызвал ожесточённый спор с блаженным Иеронимом (который поначалу называл Оригена величайшим богословом со времён апостолов).

После антиоригеновских выпадов Иеронима ортодоксальные богословы резко осуждали Оригена за еретические мнения (учение об апокатастасисе) и за включение в состав христианской догмы несовместимых с ней тезисов античной философии (в частности, платоновского учения о предсуществовании душ). Однако исключить влияние философской системы Оригена не удавалось.

В конце IV века оригенизм был представлен движением «Длинных монахов», которые стали жертвами интриг Александрийского архиепископа Феофила в борьбе с Иоанном Златоустом. Монахи, несогласные с расточительным образом жизни и деспотизмом Феофила, покинули Александрию и начали скитаться по Египту и Палестине. В результате гонимые отовсюду, они пришли в Константинополь просить помощь у патриарха Иоанна Златоуста.

В VI веке движение оригенистов воспряло в палестинской «новой лавре», что побудило императора Юстиниана Великого в 543 году выпустить эдикт, в котором Ориген был объявлен еретиком, а поместный собор Константинопольской церкви в 553 году соборно осудил Оригена и распространил осуждение оригенизма на Эвагрия и Дидима

Осуждение Оригена было подтверждено Шестым Вселенским собором .

Однако судьбой цитадели оригенизма, Новой Лавры, распорядился ставленник императора Юстиниана патриарх Евстохий . Евстохий истребовал военную силу и Новая Лавра была очищена, а затем в 555 году заселена 120 православными монахами из монастыря Мар-Саба и других монастырей .

Несмотря на официальное осуждение, труды Оригена не исчезают из богословской библиографии. Наблюдается изучение еретического теолога в средневековых сочинениях, ощутимо сказывается его влияние в трудах Иоанна Скота Эриугены , в эпоху Ренессанса закономерно повышается интерес к циклической концепции времени и развитие других метафизических воззрений Оригена .

Ориген был любимым писателем религиозного философа XVIII века Григория Сковороды . Последователь Сковороды Владимир Соловьёв также увлекался идеями Оригена, усвоил и применял во многих своих работах аллегорический метод Оригена. Интересную книгу об Оригене написал один из создателей церковно-исторической школы В. В. Болотов , проанализировав в ней учение Оригена о Троице. Об Оригене писали такие русские богословы как Д. А. Лебедев , В. Н. Лосский , Л. П. Карсавин , Г. В. Флоровский и другие. На оригеновские принципы любви и раздора, выраженные соответственно в церковной и мирской историях, ссылался один из основателей славянофильства А. С. Хомяков . Интересно отметить, что в 70-х годах XIX века, Оригеном увлекался русский писатель Н. С. Лесков , хлопотавший о переводе и издании на русском языке книги Оригена «О началах».

Список избранных сочинений

• Против Цельса
• Две беседы на Песнь песней
• О началах (в 4-х кн. или ч.)
• Комментарии к Евангелию от Иоанна
• Комментарии к Евангелию от Матфея
• О молитве
• Письмо к св. Григорию Чудотворцу (еп. Неокесарийскому)
• Письмо к Юлию Африкану
• Трактат о демонах
• Увещание к мученичеству
• Гомилии
• Схолии
• Диалог с Гераклитом
• О воскресении
• Тетрапла

Напишите отзыв о статье "Ориген"

Примечания

Латинская патристика Ориентальная патристика

(ер) - осуждены за ересь

Наука Философия Филология Литература

Отрывок, характеризующий Ориген

Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c"est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C"est vous, Clement? – сказал он. – D"ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег"т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег"ь ложись спать. Еще вздг"емнем до утг"а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.

Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг"ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.

О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.

22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…